i 77717a20ea2cf885
Шрифт:
– А ничего, - твёрдо отвечает она, - нечего дисциплину разлагать. Пусть чин чином свиданку назначает, а не любезничает в рабочее время. Так пойду Васюте передам, что нужно.
На входе в зал она оборачивается - и очень уж пристально на меня смотрит. Словно впервые видит.
– Обережница, значит?
Зачищаю следы девичьих посиделок. Какая я вам, к шутам, Обережница? Нет такого персонажа. И не было ни в одной игре. И не будет. И долго ещё ворчу, потому что чувствую, что обижена: чаёвничали-то вместе, а посуду мыть мне одной.
Глава 7
Ох, пироги-пирожочки,
Ставлю на плиту корчик.
И надо ж тому случиться: мне молоко надо караулить, глаз не спускать, а тут, как на грех, появляются двое, и, по всему видать, внимания сейчас начнут требовать. Хоть и краем глаза, но вижу, что вид у Лоры рассерженный, у Васюты - подозрительно смущённый.
– Случилось что?
– спрашиваю обречённо. Васюта мнётся.
– Не тяни, а то молоко упущу.
– Ваничка, тут такое дело... Гость у меня будет нынче. С дружиной.
– Знаю, и что, не накормим, что ли? У нас вон пирогов немеряно, гусей зажарим...
Он опускает глаза.
– Надо бы встретить... Ты сперва от сковородок отойди подалее, лапушка...
Та-ак. И что у него за пазухой, из-за чего я, по его мнению, должна за сковороду схватиться?
– Хороший гость, уважаемый: воевода Ипатий. Традиции любит, так надо бы соблюсти, встретить, по старинному обычаю чарочку поднести.
Не люблю, когда взрослые мужики мямлят.
– Васюта, уж не хочешь ли ты, чтоб я ему сама эту чарочку поднесла? На серебряном подносе?
По глазам вижу - хочет.
Что, такой серьёзный гость?
Рука моя тянется за сковородкой, но в этот момент молоко в корчике шипит. Поспешно его снимаю.
– Даже не надейся, - говорю строго.
– Ты хоть своей головушкой подумал? В чём я пойду? В этих затрапезных штанах? Не стану я позориться, да ещё перед этим, как его... Евпатием!
– Ипатием, лапушка!
– Тем более. Не проси.
Он горестно вздыхает.
– Хороший человек воевода, - негромко говорит Лора, - много для нас сделал. Да и нужный.
– Кошусь подозрительно: когда это они с Васютой успели сговориться? С виду вроде только что поцапались.
– Если дело только в прикиде - найдётся у меня платье; мы с тобой, считай, одинаковы, мне чуть длинно, а подшить не успела.
– Даже не надейся, - упираюсь я.
– Ишь чего удумали...
– У тебя размер ноги какой?
– Тридцать шестой, - отвечаю машинально, и спохватываюсь.
– Это ещё зачем?
– Хорошее платье, - мечтательно говорит она, - в пол, с серебряным шитьём, в облипочку всё. А сапожки у меня к нему какие - ты бы только видела!
– Да ну тебя, - сержусь.
– Не люблю в подоле путаться: всю жизнь в штанах хожу, так удобнее. В пол, говоришь?
– Да так, ерунда. Могу с Аркадием прислать, посмотришь. С вышивкой, с жемчугом, тебе понравится. Ты такие только в музее видывала, а тут - прикинь, не только полюбоваться, в нём ходить можно!
–
– Знамо дело - только одним глазком. Не понравится - вернёшь. Так до вечера!
Васюта не уходит, скорбно вздыхая за спиной, и я не выдерживаю. Раз уж это для него так важно...
– Ладно уж, - смягчаюсь.
– Встречу. Но только если платье подойдёт!
Он сияет, а я, наконец, завариваю тесто кипящим молоком и делаю последний за сегодня замес. Уф. Всё, надоело.
Иду отлежаться. Что-то меня сегодня загоняли, и с поездкой верхами, и со стрельбой, и с разборками, и с пирогами. Визит этот ещё... Доживу я вообще до десятого дня, чтобы в путь спокойно отправиться? Давно у меня не было такой напряжёнки.
Минут через сорок появляется Аркадий с двумя большими свёртками и просит разрешения навестить... сами понимаете, кого. Конечно, Аркаша, идите к своей новой любимице, ей с вами в последнее время куда интереснее, чем со мной. Может, чему новому научится. Я разворачиваю свёртки с твёрдым намерением "только одним глазком" - и не могу сдержаться, чтобы не ахнуть.
– Королева в восхищении!
– только и бормочу, разложив платье на кровати.
Платье действительно хорошо. Плотного изумрудно-травянистого бархата, расшитое серебром, нарукавья унизаны мелким жемчугом... не речным, неправильной формы да ребристым - нет, морским, жемчужина к жемчужине, идеально ровным. Да и шитьё настоящее, не люрекс какой-нибудь, не металлик - серебряная канитель, тончайшая, в нить, проволока. То-то мне свёрток тяжеловатым показался. Такими цветами не по кайме и кокетке, а всё платье заткать - оно само стоять будет, без манекена. В комплекте к нему во втором свёртке - белоснежная рубашка с пышными рукавами, что будут красиво выглядывать в прорези бархатных рукавов, ещё - лёгкие черевички, и, наконец, расшитая серебром и жемчугом налобная повязка, чтобы не простоволоситься. Хорошо, что не кокошник, сконфуженно думаю. Ну, Лора, ну, молодец, как всё подобрала! А ведь, в самом-то деле, к любому платью-костюму достойное обрамление требуется: и обувь соответствующая, и бижутерия какая-ни...
Открыв небольшой футляр, нахожу серьги с крупными изумрудами.
В растерянности присаживаюсь на край кровати. Это что - тоже "только поглядеть"? Изумительной красоты и чистоты каменья так и горят в солнечном луче, словно по заказу упавшем из окошка мне на колени. Не надеть их под этакий наряд - просто преступленье.
Ну, Лора...
Ладно, говорю в нерешительно, а затем более уверенно, буду считать, что беру всё это напрокат. В кои-то веки прибывает к нам... к Васюте большой человек, и мне своего работодателя позорить затрапезным видом никак не можно. Придётся потерпеть, даже если от этих серёг уши начнут отваливаться.
... Вечер. Переодеваюсь. Васюта деликатно стучится в дверь.
– Готова, лапушка?
– Какая я тебе лапушка?
– сержусь.
– Доверься вам только, иродам... Знала бы - не пошла у вас на поводу!
– А что не так?
– А то. У этого платья пуговицы до самой... вдоль всей спины, короче; у меня рук уже не хватает, иди, сам застёгивай.
Он деревянными пальцами кое-как справляется. Пуговок много, они махонькие, с горошину, и Васюте с его-то ручищами, к мелкой работе непривычными, приходится попыхтеть. Сам виноват, мстительно думаю. Твоё мероприятие? терпи, старайся. Он застёгивает последнюю и делает робкую попытку обнять.