И даже когда я смеюсь, я должен плакать…

Зиммель Йоханнес Марио

От этой неопределенности его избавляют два невзрачных человека — толстый и тонкий. Они пробираются к Мише сквозь толпу, и толстый говорит:

— Пожалуйста, ваше удостоверение личности, гражданин! — В это время тонкий достает из кармана какую-то книжечку и открывает ее. Миша видит под прозрачной пленкой документ с фотографией тонкого и надпись: «Министерство государственной безопасности».

Обычный контроль, думает Миша беззаботно, здесь среди стольких людей, которые хотят выехать, нужно заранее разобраться, кто есть кто. Среди

них ведь могли бы быть преступники, находящиеся в розыске, так что правильно, что за этим так следят.

Приветливый человек рядом с Мишей побледнел, все люди вокруг Миши побледнели, насторожились и слушают. Толстый тщательно разглядывает мишин паспорт, особенно фотографию, потом смотрит на тонкого и отдает ему мишин паспорт, тот разглядывает его с такой же тщательностью и сравнивает фотографию с Мишиным лицом, кивая при этом толстому, словно говоря: — Ну вот, так и есть.

— Это немецкий паспорт, — говорит Миша доброжелательно. — А я гражданин Германии и посещал здесь своего старого друга и его семью. Вот видите, въездная виза.

— Мы это видим, профессор Валентин Волков, — говорит тонкий. — Первоклассная подделка. Немецкий паспорт. Вы видимо, считаете, что нас можно провести.

— Господа, — говорит Миша, — вы заблуждаетесь. Я не Валентин Волков и совсем не профессор. Меня зовут Миша Кафанке, как это написано в моем паспорте, и он не поддельный, а настоящий.

— Ну, конечно же, господин профессор, — говорит толстый. — Вы не Валентин Волков, иначе у вас был бы русский паспорт на имя Валентина Волкова, а не немецкий на имя Миши Кафанке.

— Вот именно, — говорит Миша с обаятельной улыбкой. Понятливые люди, недоразумение разъяснилось.

Видимо, нет.

— Пожалуйста, пройдемте с нами, — говорит тонкий.

— Что?

Вместо ответа оба господина берут Мишу под руки, спускаются вниз по лестнице, выводят на улицу и сажают в черный автомобиль, который ждет у входа с третьим человеком за рулем. Дверь захлопывается. Миша сидит на заднем сиденье между тонким и толстым, и тонкий говорит:

— Давай, Федор!

Машина трогается с места.

— Н-н-но, — начинает Миша потрясенно. Как всегда в минуты сильного волнения, он заикается и сильно сопит. Затем он внезапно прекращает сопеть, потому что вспоминает о том, что предсказала ему гадалка Соня, — как много трудностей и неприятностей лежит на его пути к счастью. Черт побери, действительно колдунья! Стоило ей прочитать это у него по руке, и вот уже начинается! Однако Миша полон надежды, так как Соня сказала еще, что он выйдет невредимым из всех приключений и опасностей, если только не потеряет мужества и надежды, а он их никогда не потеряет, это он решил твердо.

— Это, — говорит тонкий, — просто невероятно, за каких дураков нас держат некоторые люди. Прямо обидно. Да к тому же еще такой выдающийся человек, как вы, профессор Волков.

— Меня зовут не…

— Да, — говорит толстый, — это мы уже слышали,

не надо все снова, пожалуйста, профессор Волков! За последний месяц мы задержали в этом здании троих таких же, как вы, ученых-шпионов. Правду говорят, что мозг, подобный вашему, обнаруживает совершенно специфические признаки — в полоску, как зебра, то круглый дурак, то гений. — И он вяло смеется тремя отдельными звуками: ха, ха, ха.

И так же — ха, ха, ха — смеется тонкий.

Теперь они едут очень быстро.

— Это большой скандал, — говорит толстый серьезно. — Скандал? — спрашивает он сам себя. — Ах, если бы! Это преступление против человечества, то, что вы хотели совершить, профессор Волков! Это доказывает, что совести у вас — если она вообще есть у вас и вам подобных — существенно меньше, чем у растлителей детей. Печально, очень печально. Ну, ладно, в последнее время вы не получали зарплаты, но разве это основание для того, чтобы предавать свою страну и предлагать себя вместе со всеми секретными сведениями врагам?

— Я-а-а… — начинает Миша, которого тонкий крепко держит за руку, между тем как толстый берет его пластиковую папку, открывает ее и достает светокопии.

— Я-а-а… — начинает опять Миша.

— Пожалуйста, не надо театра, профессор! — говорит тонкий и строго смотрит на него. — Вы первоклассный ученый-ядерщик! Блестящий ум! Это значит, что действительно грандиозные идеи почти всегда приходят в голову ученым, которым нет еще тридцати. Так же было с вами. Ваша идея установки по обогащению плутония… — Он замолкает, потому что тонкий развернул один из чертежей и протягивает его коллеге. Тот долго, молча уставившись, смотрит на терморегуляторы, Мишину гордость, и, наконец, говорит: — Мне кажется, это уж чересчур, профессор, что вы таскаете с собой чертежи. Какая беспечность!

— Это чертежи моего изобретения! — старательно растолковывает Миша. Конечно, теперь все разъяснится очень быстро. — Я изобрел биотуалет — экологический клозет, а не установку по обогащению плутония, господа.

— Ах, вот как, — говорит тонкий, — это клозет! Как же глупо с нашей стороны, что мы сразу не догадались! Вы должны извинить нас, профессор, мы всего лишь невежественные, тупые сотрудники госбезопасности. Почему вы носите с собой эти чертежи — это выходит за рамки нашего понимания, но наверняка поймут другие ученые-ядерщики. Вы сможете объяснить это им в спокойной обстановке.

— Я не ученый-ядерщик, господа. Я — сантехник, — возражает Миша, все еще улыбаясь. Просто фантастика, как быстро начинает сбываться то, что предсказала эта Соня. Еще никогда 10 марок не удавалось вложить лучшим образом!

— Конечно, профессор Волков, — говорит тонкий, пока толстый бережно складывает чертежи и засовывает их обратно в полиэтиленовую папку. — Вы сантехник. Но сейчас вы арестованы. Не волнуйтесь и не делайте резких движений! Это в ваших интересах. Сопротивление бессмысленно.