И даже когда я смеюсь, я должен плакать…
Шрифт:
Он подтягивается и смотрит в узкое окошко, и то, что он видит, не укрепляет его самообладания. Он видит песчаную пустыню до самого горизонта. И больше ничего. Они уже посреди пустыни, они едут на запад и все дальше углубляются в пустыню. Генеральный секретарь Демократической партии Курдистана стучал ему, что этот санаторий находится в пустыне, возле города Ар… Ар… Забыл, не важно! Эта бесконечная пустыня может свести с ума, думает Миша и издает ряд сопений, таких ужасных, что вшивый сопровождающий злобно смотрит на него и говорит:
— Э-э!
Поцелуй меня в задницу, думает Миша, погруженный в океан жалости
Что случилось?
Миша подтягивается и выглядывает наружу через полоску стекла, вшивый делает то же самое с другой стороны. Миша видит в отдалении двух иракских солдат, крупных и сильных, стоящих возле армейского грузовика посреди шоссе, видимо, они потребовали остановить «Скорую помощь». Капот радиатора у грузовика открыт, вероятно, там поломка, и им нужна помощь.
Водитель и офицер выходят. У обоих большие пистолеты, надо соблюдать осторожность. Они подходят к своим коллегам, начинаются переговоры, двое из грузовика показывают двоим из «Скорой помощи» мотор под капотом. Офицер и водитель убирают пистолеты, они доброжелательны, готовы помочь, посмотрим-ка, нельзя ли устранить неисправность. Они наклоняются над мотором, и вдруг обоим в спину упираются пистолеты. Ну и ну, думает Миша, вот так дела! Что же это такое? Кажется, мы попали в переделку!
Вшивый дико орет, Миша не понимает ни слова, вшивый размахивает своим автоматом и бьет им в заднюю дверь, но колотить можно долго, она заперта снаружи.
Солдаты забирают у водителя и офицера пистолеты и ставят обоих перед боковой стенкой грузовика с поднятыми руками и расставленными ногами. Один солдат держит их под прицелом, другой достает из кабины автомат и идет к «Скорой», разбивает вдребезги замок на задней двери, и она открывается. Солдат направляет оружие на вшивого и кричит что-то гортанным голосом по-арабски. Миша не понимает ни слова, но видит, как вшивый кладет автомат рядом с собой на кушетку и поднимает руки вверх. Солдат снова орет, вшивый дрожит. Ничего удивительного, думает Миша, я бы тоже задрожал, благодарение Богу, этот вшивый ведь мог бы проявить героизм и затеять перестрелку, тогда бы мне несдобровать. Но он, офицер и водитель — благоразумные люди, хорошие они люди, однако… Может быть, я сошел с ума после всех этих волнений, думает Миша, потому что того, что происходит, не может быть в действительности, — вшивый снимает цепи с его рук и ног и выскакивает с ними из «Скорой помощи», а иракский солдат, достав фотографию из нагрудного кармана и сравнив ее с физиономией Миши, говорит любезно:
— Хелло, профессор Волков!
— Хелло… — отвечает Миша.
— Рад с вами познакомиться, — говорит солдат на прекрасном английском. — Мы сейчас же поедем дальше. Минутку терпения,
После этого он снова орет что-то вшивому, и тот ковыляет с поднятыми руками по шоссе, такому раскаленному, что над ним дрожит воздух. В тени грузовика двое солдат приковывают вшивого и тех двоих цепями друг к другу, приказывают всем троим залезть в машину, а тот, который с автоматом, стреляет в мотор, пока магазин не становится пустым. Теперь этот грузовик поедет не скоро!
Наконец, оба солдата подходят к «Скорой помощи», один садится за руль, а другой забирается к Мише. Дверь с разбитым замком остается открытой, когда они снова трогаются с места, набирая за пять секунд скорость с нуля до ста километров в час, а потом и больше. Иракский солдат возле Миши снимает свою форменную кепи и надевает другую, достав ее из кармана брюк; это кепи с бело-голубой каймой и голубой звездой Давида на лбу.
— Вы… Вы израильтяне? — заикается Миша.
— No na, — говорит солдат в иракской униформе и кепи со звездой Давида. (Это можно перевести как утвердительный ответ.)
— К-к-к-как это?
— У нас действительно хорошие спецслужбы, профессор Волков, — говорит молодой солдат, которому нет и двадцати, но ростом он не меньше метра восьмидесяти.
— Вы… Вы из израильской разведывательной службы?
— Не совсем, профессор. Мы только работаем по поручению Моссада. Как только мы узнали, что вас задержали в Багдаде, стало ясно: вас обязательно нужно вызволить. Быстрее не получилось. Нам очень жаль. Вы много испытали, мы это знаем. Но посудите сами: могли ли мы освободить вас раньше? Нет, конечно, нет.
— «За беспокойную судьбу благодарю тебя, Творец», значит, безумие продолжается, думает Миша. «У всякой песни свой конец, и каждая река находит путь свой к морю!» — так писал знаменитый английский поэт Суинберн.
— И куда же мы теперь? — спрашивает он.
— Домой, — говорит израильтянин.
— Ага, — соглашается Миша, хотя не понимает ничего. Водитель-израильтянин поворачивает руль, «Скорая» подскакивает, Миша тоже, затем машина перепрыгивает через бетонный бордюр прямо в пустыню.
— Ну вот мы и на дороге домой, — радостно говорит молодой израильтянин возле Миши.
— А те трое в грузовике?
— Кто-нибудь проедет мимо.
— Ага.
— Вы только не беспокойтесь за них, профессор!
— Я не беспокоюсь. По… почему мы поехали в пустыню?
— Там есть оставленный военный аэродром, его разбомбили американцы во время войны в Персидском заливе. Но ВПП еще годятся. Мы там приземлились.
— Ага. — Только не удивляться. Кто в наше время не верит в чудо, тот не реалист, думает Миша. — Вы прилетели на самолете, господин?
— Мойше, — говорит израильтянин. — Для вас Мойше, профессор. Моего друга зовут Эли. На двух.
— Что «на двух», господин Мойше?
— Не господин, просто Мойше. На двух «Фантомах». Это наши истребители-бомбардировщики.
— Понимаю.
— 800 километров по воздуху. Через 50 минут мы будем в Израиле.
«Скорая» останавливается.
— Приехали, — говорит Мойше и помогает Мише выбраться из машины. Действительно, «Скорая помощь» стоит на исправной взлетно-посадочной полосе разрушенного аэродрома, рядом с двумя истребителями-бомбардировщиками типа «Фантом», на которых нарисованы звезды Давида.