i dfee46a8588517f8

User

Дальнейшие письма свидетельствуют о настоящем штурме, который Александра Федоровна предприняла против своего взбун­товавшегося супруга. Главный удар наносился по Николаю Нико­лаевичу. «Он не имеет права вмешиваться в чужие дела, надо это­му положить конец — и дать ему только военные дела — как Френч и Жоффр. Никто теперь не знает, кто император... Кажется со стороны, будто Н. все решает, производит перемены, выбирает людей,— это приводит меня в отчаяние... Все делается наперекор

Его (Распутина.— А. А.) желаниям». Дальше — те самые требо­вания быть сильным и твердым, которые главным образом и цити­руются в литературе.

«Ах, мой дружок, когда же наконец ты уда­ришь кулаком по столу?... Никто тебя не боится, а они должны... дрожать перед тобой... этому надо положить конец. Довольно, мой дорогой, не заставляй меня попусту тратить слова». «Ты дол­жен показать, что у тебя есть собственная воля и что ты вовсе не в руках Н. и его штаба»⁷⁵. Не слишком надеясь на эти призывы, императрица требовала скорейшего возвращения Николая в Цар­ское Село: «Помни, что наш Друг просил тебя не оставаться там слишком долго... Он знает и видит Н. насквозь»⁷⁶.

Но царь, отлично зная, что его ждет по возвращении, не торо­пился с приездом. Начальник его походной канцелярии Владимир Орлов, близкий Николаю II человек, сказал Шавельскому, что царь решил задержаться в ставке недели на две, потому что «к madame нельзя скоро на глаза показаться». «Действительно,— добавлял автор от себя,— государь пробыл в ставке еще около двух недель, ничего не делая, и в Петроград вернулся лишь 27 или 28 июня»⁷⁷.

После возвращения царя Николай Николаевич был смещен и отправлен на Кавказ, а верховное командование царь взял на себя. Судя по всему, Николай капитулировал не сразу, но зато капиту­лировал безоговорочно. Принципиальное значение описанного эпизода как раз и состоит в том, что именно с того момента на­ступает эра безраздельного хозяйничанья «старца» и царицы, отразившаяся в «министерской чехарде» и других явлениях подоб­ного рода.

Когда Бьюкенен посоветовал императрице сказать царю, что­бы тот не брал на себя верховного командования, «императрица сразу запротестовала», заявив, что царь с самого начала должен был взять на себя командование армией. «У меня не хватает тер­пения разговаривать с министрами, которые мешают ему испол­нять свои обязанности...— продолжала она. К несчастью, государь слаб, но я намерена быть твердой». Она сдержала слово, пишет далее посол, фактически Россией управляла она, «особенно после того, как в феврале 1916 г. председателем Совета министров был назначен Штюрмер»⁷⁸.

Напутствуя нового главнокомандующего, царица писала: «Ты наконец показываешь себя... настоящим самодержцем... Единст­венное спасение в твоей твердости. Я знаю, что тебе это стоит, и ужасно за тебя страдаю. Прости меня, умоляю, мой ангел, что не оставляла тебя в покое и приставала к тебе так много». Но зато теперь все будет хорошо. «Будь в этом твердо уверен... Молитвы нашего Друга денно и нощно возносятся за тебя к небесам, и Господь их услышит»⁷⁹.

После произведенного Распутиным и царицей «государствен­ного переворота» царь демонстрировал полную покорность. «По­думай, женушка моя,— писал он 25 августа,— не прийти ли тебе на помощь к муженьку, когда он отсутствует? Какая жалость,

что ты не исполняла этой обязанности давно уже или хотя бы во время войны! Я не знаю более приятного чувства, как гордиться тобой, как я гордился все эти последние месяцы, когда ты неустан­но докучала мне, заклиная быть твердым и держаться своего мне­ния»⁸⁰. Эта просьба означала, что царь фактически передавал власть в

Петрограде жене — частному лицу, бывшему по россий­ским законам таким же подданным царя, как и остальные 170 млн ' российских жителей ⁸¹. Естественно, царица была в полном востор­ге. «О мой дорогой, я так тронута, что ты просишь моей помощи, я всегда готова все сделать для тебя, но не люблю вмешиваться непрошенно (!), только здесь (в вопросе об отстранении Нико­лая Николаевича.— А. А.) я чувствовала, что слишком много было поставлено на карту!»⁸² Супруг ей отвечал: «Будь совершенно спокойна и уверена во мне, моя душка-Солнышко. Моя воля теперь тверда и ум более здрав (!), чем перед отъездом»⁸³.

Царя уже не просят — ему приказывают. «Возьми клочок бу­маги и запиши себе, о чем тебе нужно переговорить, и затем дай эту бумажку старику (И. Л. Горемыкину.— А. А.), чтобы ему лег­че было запомнить все вопросы»,— приказывает царица мужу 11 сентября 1915 г. Далее перечень этих вопросов⁸⁴. «Вот тебе, дружок, список имен.... которые могли быть кандидатами на место Самарина», читаем мы в письме от 7 сентября ⁸⁵. «Скорей смени министров»,— получает монарх приказ на Другой день ⁸⁶.

Отставка Николая Николаевича стала началом эры «мини­стерской чехарды»; почти все министерские назначения за тот пе­риод были произведены по требованию Распутина. Из переписки видно, как Распутин и царица входили во вкус управления стра­ной, все более расширяя сферу своего влияния. В письме от 14 сентября царица предлагает царю главнокомандующего юго­западным фронтом Н. И. Иванова взять в ставку, заменив Щерба- чевым, с тем чтобы сделать его чем-то вроде комиссара при Алексе­еве, которому она и «старец» не доверяют, но пока не считают нуж­ным говорить об этом прямо. «Подумай об Иванове, дорогой мой. Мне думается, ты будешь спокойнее, если Иванов будет с Алексеевым в ставке»⁸⁷.

В письме от 2 ноября царица высказывает беспокойство поло­жением на Балканах: «Всегда надо энергично следить за Балка­нами и показывать им нашу силу и настойчивость... Надо их при­брать к рукам теперь, пока у них большие затруднения», потому что после войны «эгоистическая политика Англии резко столкнется с нашей»⁸⁸. Внутренняя политика целиком стала сферой влияния Распутина и царицы. «Только поскорее прикрой Думу — раньше, чем они успеют сделать свои вопросы, — приказывает она мужу.— Будь и впредь также энергичен!»⁸⁹ «Милый, запрети этот москов­ский съезд (земского и городского союзов.— А. А.), это совершен­но недопустимо: он будет похуже Думы»⁹⁰.

Предметом забот и указаний царицы и «старца» становятся продовольственный вопрос, добыча угля, выпуск новых бумаж­ных денег⁹¹. Более того, Распутин решил, что для него настало вре-

мя вплотную заняться военными делами, чтобы выправить поло­жение на фронте. «Теперь, чтобы не забыть, я должна передать тебе поручение от нашего Друга, вызванное Его ночным видени­ем,— сообщается Николаю 15 ноября.— Он просит тебя приказать начать наступление возле Риги, говорит, что это необходимо... он говорит, что именно теперь это самое важное, и настоятельно про­сит тебя, чтобы ты приказал нашим наступать»⁹².