И дух наш молод
Шрифт:
Керенский даже опубликовал распоряжение о создании Чрезвычайной следственной комиссии "по делу Корнилова".
Как в надо было ожидать, комиссия, дабы не выносить сор из соглашательской избы, затеяла волынку, которой не видно было ни конца, ни края.
"Страдания" следователя по корниловскому делу высмеял на весь Петроград Демьян Бедный:
Ох, сложу, сложу
Полномочия!
Не допрос пишу
Многоточия!
Упекут меня,
Друга милова.
Правду как узнать
У Корнилова?
То корнилится,
То мне керится.
Будет
Мне не верится.
Не в бровь, а в глаз била сатира. Суд над мятежными генералами так и не состоялся. Комиссия в действиях Корнилова "признаков государственной измены" не установила.
Но трудовой народ России, революционные массы готовили свой суд над Корниловым и Керенским, над Милюковым и Родзянко - над всей контрреволюцией. Разгром корниловщины стал предвестником, началом конца и керенщины.
Повсеместно развернулась большевизация Советов. Достаточно было "свежего ветерка" корниловщины, обещавшего хорошую бурю, писал в те дни Ильич, чтобы все затхлое в Совете отлетело на время прочь и инициатива революционных масс начала проявлять себя как нечто величественное, могучее, необоримое.
Победа над корниловщиной окончательно решила бесславную судьбу эсеро-меньшевистского руководства Петроградского Совета и ЦИК. Рабочие и солдаты на своих собраниях отзывали меньшевиков и эсеров из Петроградского Совета, заменяя их большевиками.
31 августа Петросовет впервые за все свое существование привял большевистскую резолюцию. А 5 сентября эсеро-меньшевистский президиум Совета вынужден был подать в отставку. Я присутствовал на этой историческом заседании не как депутат, а с пригласительным билетом.
Вечером началось поименное голосование. Со всей тщательностью сверялись списки с депутатскими удостоверениями. Меньшевики и эсеры, взбудораженные, растерянные, сновали всюду, подозрительно присматриваясь, принюхиваясь. Им все казалось, что голосовать собираются и те, кто, якобы для этой цели, приглашен большевиками. К нашей группе несколько раз подходили прапорщик Крымов и Суханов, редактор полуменьшевистской газеты "Новая жизнь". Но придраться было не к чему. Голосование шло медленно. К трем часам проголосовали соглашатели, а очереди тех, кто отдавал свои голоса большевикам, все еще не видно было конца. К четырем проголосовали все. За столом появились члены президиума. Мы - на балконе. Чхеидзе, не поднимая головы, загробным голосом читает результаты голосования.
– За недоверие президиуму исполкома голосовало большинство депутатов. Итак, президиум слагает с себя полномочия...
Все встали.
– С победой! Да здравствует победа, товарищи!
Нам с балкона было хорошо видно, как бывшие члены бывшего соглашательского президиума покидали зал. Мало кто в эти минуты всеобщего торжества заметил их исчезновение.
– Так им и надо. От ворон отстали, а к павам не пристали. Хвалились, хвалились, да от вранья повалились, - на следующий день говорили рабочие, по-своему комментируя отставку соглашателей.
После разгрома корниловщины не по дням, а по часам росло влияние большевиков. Оживились Советы, вышедшие на широкую дорогу революционной борьбы. Большевизировались профессиональные
Чем объяснить столь резкий крен влево? Почему лозунги большевиков становились в те дни близкими, понятными миллионам, каждому пролетарию и деревенскому бедняку, еще вчера темному, забитому, невежественному, аполитичному или запутавшемуся в паутине эсеро-меньшевистского словоблудия?
Очень убедительный, на мой взгляд, ответ мы находим у того же Джона Рида, американского писателя, коммуниста, большого искреннего друга нашей страны. К нему мы еще будем обращаться не раз. Большевики, писал он, "взяли простые, неоформленные мечты масс рабочих, солдат и крестьян и на них построили программу своих ближайших действий. И вот в то время как меньшевики-оборонцы и социалисты-революционеры опутывали себя соглашениями с буржуазией, большевики быстро овладели массами. В июле их травили и презирали; к сентябрю рабочие столицы, моряки Балтийского флота и солдаты почти поголовно встали на их сторону"{117} (курсив наш - В. В.).
В сентябре лозунг "Вся власть Советам", после разгрома корниловщины снова выдвинутый Лениным, стал лозунгом подготовки к вооруженному восстанию. Все мы, близкие к "Военке", испытывали в те дни необычайный подъем. Так бывает после грозы, когда легко и вольно дышится, все чувства обострены. Но тут пришло известие, надолго омрачившее мою радость. В дни корниловского мятежа погиб брат Митя. Подробности я узнал значительно позже - от Тимофея Барановского.
В последний раз мы с братом виделись мельком 28 августа. Перекинулись несколькими словами. Митя, как всегда в минуту опасности, был особенно оживлен, собран. Сказал, что накануне познакомился с очень интересным, стоящим человеком.
"Стоящим человеком", как потом выяснилось, был С. М. Киров. В августе он побывал в Петрограде. На обратном пути узнал, что в начатом генералом Корниловым мятеже активное участие принимает так называемая "дикая дивизия", в составе которой были горские национальные части. Корнилов, готовясь к молниеносному захвату Петрограда и заранее составляя списки подлежащих аресту и расстрелу, возлагал особые надежды на эту дивизию. Он был уверен, что большевистским агитаторам не удастся распропагандировать тщательно подобранные отряды горцев, плохо знающих русский язык.
Так думал Корнилов и просчитался. По предложению Сергея Мироновича в "дикую дивизию" была направлена от Центрального Комитета горских народов специальная делегация для разъяснения контрреволюционных замыслов Корнилова. Вместе с делегацией выехало несколько активистов и членов "Военки", в том числе и Дмитрий...
...Эшелон остановился за станцией Пулково. Митя выступал на митинге и был застрелен в упор офицером-фанатиком, каким-то князем.
Подлый выстрел, смерть посланца революционного Питера потрясла солдат. Князя-убийцу и других офицеров-корниловцев, отличавшихся особой жестокостью, горцы тут же порубили клинками.