И дух наш молод
Шрифт:
Концерт близился к концу. Но тут матрос, сидящий рядом со мной, крикнул: "Дуби-и-нушку"!" Сотни голосов подхватили: "Ду-би-нуш-ку"!", "Эх, ухнем!" Шаляпин отошел от рояля, приблизился к рампе. Сказал просто, несколько уставшим голосом: "Это песня хоровая. Я спою, а вы подпевайте".
Он постоял немного, словно раздумывая. Я сидел совсем близко и видел, как лицо его побледнело. И тут Шаляпин запел... "Много песен слыхал я в родной стороне".
Он начал тихо. Но с каждым словом голос его крепчал, набирал силу. Казалось, пела сама душа его - бунтующая, дерзкая. Раздвинулись стены, куда-то исчез
Эх, дубинушка, ухнем!
Эх, зеленая, сама пойдет!
Вдруг зал грохнул, что-то огромное, всепобеждающее обрушилось, разломило стены и грянуло торжествующе, тысячеголосо:
Подернем,
Подернем,
Да ухнем!
Шаляпин запел следующий куплет. Снова замер зал. Над головами поплыли знакомые и как-то по-новому звучащие слова.
Но настала пора, и проснулся народ,
Разогнул он могучую спину,
И на бар и царя, на попов и господ
Отыскал он покрепче дубину.
Зал, согретый могучим голосом запевалы, неожиданной шаляпинской импровизацией{120}, грохнул, взорвался еще более мощным "Ухнем", благодарностью, восторженным "Ура!", "Браво, Шаляпин!"
Мир вокруг опять раскололся, но уже по-другому. Все громче звучали голоса тех, кто готов был взяться за дубину - не только на бар и царя, попов и господ. И жались испуганно, молчали, объятые страхом, вчерашние хозяева России, доживающие последние деньки.
А неистощимый голос, никого не оставляя равнодушным, будил, звал: "Так иди же вперед, мой великий народ..."
Ни до, ни после не слыхал я такого пения. Все слилось воедино: гений Шаляпина, настроение масс, предгрозовое время. Казалось, позови певец - и ринутся в бой, на смерть. Впервые подумалось: каким грозным оружием может стать песня.
А 25 октября в том самом Народном доме, где я слушал "Дубинушку", снова пел Шаляпин. Пел партию дона Карлоса в полупустом зале, вряд ли сознавая, что История - великий Дирижер - уже играет отходную старому миру.
Ленин в октябре
"Где-то рядом". В Смольном (Живительный дух революции). "Плод созрел..." ВРК ("Гвозди бы делать из этих людей"). На съезде Советов Северной области. Молодежь и Красная гвардия. "История не простит нам". "С таким рулевым никакие бури не страшны".
Я долго думал, прежде чем приступить к этой главе. Сотни книг, воспоминаний, исследований посвящены вождю революции в предоктябрьские недели, дни. Что могут к ним прибавить эти строки? К тому же после июльских событий по 24 октября, когда Ильич впервые появился в Смольном, я ни разу не видел его. Не видел, но присутствие Ленина "где-то рядом" ощущалось во всем, что мы делали, определяло каждый шаг, приближающий к восстанию. Именно об этом я хочу рассказать, не выходя за ранки личных наблюдений, личных восприятий.
Где находился Владимир Ильич в последние дни своего последнего подполья, об этом, естественно, знали немногие. Однако возвращение его из Финляндии в Петроград мы почувствовали сразу: реорганизация отрядов, перевооружение, вербовка-подбор в частях гарнизона надежных солдат, унтер-офицеров на командные должности, в отряды, военная подготовка красногвардейцев - все стало проводиться с большей целеустремленностью, ускоренными темпами.
В те дни (с 8 по 25-26 октября) мне особенно часто - днем и ночью приходилось бывать в Смольном. Глазу тут представлялись невообразимая сутолока и беготня.
Наверху, в актовом зале, почти не прекращались заседания
...Новая жизнь властно вторгалась в массивное, казарменного типа здание, где совсем недавно обучались, опекаемые самой императрицей, дочери аристократической элиты, несостоявшиеся княгини, графини, фрейлины.
Тут в пору рассказать о том, как тихий Смольный стал штабом Великой Октябрьской революции, его мозгом и сердцем.
Незадолго до июльских событий все три этажа старинного здания творения Кваренги - были разделены по вертикали между бывшим владельцем Институтом благородных девиц и Петроградским Советом. К началу августа в Смольный из Таврического дворца переехали Петроградский Совет, ЦИК, партийные фракции, в том числе - и большевистская. Центральный Комитет РСДРП (б) открыл свое отделение в Смольном. При этом бралось во внимание удобное расположение Смольного, его отдаленность, изолированность от враждебно настроенного центра, благоприятные возможности для организации обороны и охраны. В предоктябрьские дни Смольный уже стал общепризнанным центром революции. В канун восстания тут окончательно стерлись границы между днем и ночью. В любое время суток можно было увидеть спящих - засыпали там, где одолевала усталость, - и бодрствующих. По длинным сводчатым коридорам, кое-где освещенным тусклыми электрическими лампочками, двигались люди. Пол, рассчитанный на порхание изящных воспитанниц, вздрагивал и дрожал под гулким топотом тяжелых сапог.
Одни приходили, другие уходили. За всей этой сутолокой, суетой и кажущимся беспорядком, как нигде, чувствовался и ощущался живительный дух революции.
Все здесь дышало энтузиазмом, горело жаждой революционной борьбы. Все ждали решающего сигнала. Отовсюду поступали донесения о том, что воинские части и рабочие всецело на стороне большевиков, готовы к восстанию. Задор, молодость, революционный энтузиазм и вера в победу революции - такой в те дни была атмосфера Смольного. Охрана Смольного, подступов к нему была поручена нескольким отрядам Красной гвардии, в том числе и 2-му Сводному, которым командовал я.
Мы втроем, Семенюк, Федоров и я, вышли на улицу. Долго бродили вокруг Смольного. Таяли в свинцовой дымке окаймленные темным золотом голубые купола монастыря, белели массивные колонны, но нам было не до этой красоты. Все наши возбужденные мысли, разговоры вращались вокруг Ленина, восстания. Как оно начнется? Где оно нас застанет? Какие практические задачи выпадут на нашу долю? Хоть бы пустили нас в бой, с отрядами, а не оставили здесь, в Смольном.
Вскоре на дверях трех классных комнат появились новые листки с надписью, мало что говорящей непосвященному: "ВРК". Накануне решающих событий партия приняла важнейшее постановление о создании Военно-революционного комитета при Петроградском Совете.