И дух наш молод
Шрифт:
На совещании настроение у всех приподнятое, боевое.
Тема разговоров, выступлений одна - восстание. Вот представитель Ораниенбаумского гарнизона. Рассказывает о готовности частей. Но тут же делится своей тревогой: "Как бы не подвели, не ударили в спину юнкерское училище и офицерская школа".
– За кадетами потянутся, вот тебе крест, - хмурится солдат.
– Пожалуй, так оно и будет, - соглашается его собеседник. - Этим господам с нами не по пути.
– А мы приняли меры, - смеется солдат. - Взяли их благородия иод свой
Еще одна группа. В центре - председатель полкового комитета Петроградского полка, мой хороший знакомый Гринев. Рассказывает, как доверенные Керенского и командующего округом вчера заявились в полк и потребовали немедленно созвать митинг.
– Мы спросили: "А есть ли у вас, господа, разрешение ВРК на митинг?" Господа - на дыбы, подняли шум, пытались позвонить начальству, но мы их вежливо выставили и попросили доложить министру-председателю, что полк подчиняется только Военно-революционному комитету.
– Вот это здорово! Молодцы, петроградцы! - раздались одобрительные голоса.
Совещание еще раз выразило свое полное доверие ВРК.
"Петроградский гарнизон, - говорилось в принятой резолюции, торжественно обещает Всероссийскому съезду в борьбе за эти требования ("Мир - народам, земля - крестьянам, хлеб - голодным, вся власть - Советам") отдать в его распоряжение все свои силы до последнего человека... Мы все на своих постах, готовые победить или умереть"{136}.
С важным сообщением в конце совещания выступил Н. И. Подвойский:
– Принято решение о назначении комиссаров ВРК в каждый полк, в каждую часть, на крупные предприятия и во все учреждения, министерства, которые предстояло захватить в первую очередь.
Антонов-Овсеенко зачитал список первых комиссаров. Их было что-то около семидесяти человек. В Павловский полк направлялся О. П. Дзенис, в Гренадерский - Л. Ф. Ильин-Женевский, которого я заменил на посту командира 2-го Сводного отряда Красной гвардии, в Финляндский - Я. М. Рудник, в Кексгольмский - А. М. Любович, в Семеновский - Ю. М. Коцюбинский, в Волынский - Работенко, в Измайловский - Медведев, в Главное артиллерийское управление - В. Я. Чубарь, на крейсер "Аврора" - А. В. Белышев, на Обуховский завод - А. А. Антонов, на электростанцию - С. Я. Аллилуев.
Торжественно прозвучало обращение Военно-революционного комитета, в котором говорилось: "В интересах защиты революции и ее завоеваний от покушений со стороны контрреволюции нами назначены комиссары при воинских частях и особо важных пунктах столицы и ее окрестностей. Приказы и распоряжения, распространяющиеся на эти пункты, подлежат исполнению лишь по утверждении их уполномоченными нами комиссарами. Комиссары как представители Совета неприкосновенны. Противодействие комиссарам есть противодействие Совету рабочих и солдатских депутатов.
Советом приняты все меры к сохранению революционного порядка от контрреволюционных
Комиссары... Слово для меня, для всех нас, людей старшего поколения, такое емкое, полное глубокого смысла. Оно пришло к нам от Великой Французской революции и воскресло, приобрело новую плоть в дни Октября, вызывая ненависть, звериную злобу у наших врагов и глубокое уважение людей труда.
Один за другим встают они передо мной - первые комиссары революции: комиссары ВРК, народные комиссары, военные комиссары.
С огромными полномочиями, когда дело касалось судьбы революции, и с единственным правом для себя лично. О нем, этом праве, хорошо сказал мой друг, комиссар времен гражданской войны, полковник в отставке И. Я. Воронов, прошедший со своей танковой бригадой путь от Сталинграда до Праги: "Комиссары первыми поднимались в атаку и последними подходили со своим котелком к походной кухне".
Воронов знает об этом не понаслышке, не из книг. Он прибыл к нам в Омск, в 85-ю бригаду, в январе 1921 года - в тревожное время контрреволюционных мятежей, кулацких восстаний. Мы направили в мятежные села комиссаров батальонов, политруков рот. Инструктаж был короткий: "Оружие с собой не брать. Действовать словом".
Со своим ротным комиссаром ушел на задание 19-летний коммунист Воронов. Их было пятеро: комиссар, три бойца и девушка-комсомолка из Омска.
Пришли в деревню, разведали: вроде порядок, ни одного повстанца. Воронов с двумя бойцами и донесением комиссара отправился в уездный городок. Возвратился на второй день вечером. Зашел в крайнюю избу. А хозяйка смотрит на него так, будто он с того света явился.
Побелела от страха, запричитала:
– Ваших же побили, всех у церкви побили...
...Комиссар лежал на порыжевшем от крови снегу, лицом вверх. Воронов наклонился над ним и увидел на гимнастерке партийный билет, прибитый к сердцу самодельным сибирским гвоздем. А рядом - девушка. Он так и не успел узнать ее имя. Вспоротый и набитый отборным зерном живот и кровавые звезды на лбу, на девичьей груди. И на белой дощечке - дегтем: "Смерть комиссарам!"
Комиссары по должности, комиссары по зову сердца.
Обо всем этом я как комиссар бригады первый узнал из уст потрясенного юноши. И тут же мне - такая она, комиссарская должность: прощаясь с мертвыми, думать о живых - пришлось решать горькую задачу. Кем заменить?
Увидел лицо Воронова, его глаза и понял: вот он - комиссар роты. Он отбивался как мог: дескать - молод, опыта мало, образования с гулькин нос два класса церковноприходской школы.
Я сказал ему тогда, что все мы начинали молодыми, а опыт, знания - дело наживное. Придется учиться. Всю жизнь. Такая она - комиссарская должность.