i e8c15ecf50a4a624
Шрифт:
В ответ на это Дума 19 декабря 1908 г., признав законопроект спешным, приняла его снова в прежнем виде. 19 марта 1909 г. Государственный совет вторично обсуждал его. На этот раз ценой большого нажима Столыпину удалось добиться утверждения законопроекта, правда, очень небольшим большинством. Но эта победа стоила ему дорого. Против него была развязана такая кампания, что он весной 1909 г. очутился на грани отставки.
Одновременно яростным нападкам правой печати подверглись октябристы и прежде всего Гучков. Они были названы «русскими младотурками», т. е. людьми, стремящимися захватить власть с помощью военного переворота. Показательно, что статья Меньшикова в «Новом времени», так и называвшаяся «Наши младотурки», была опубликована в тот день, когда настоящие младотурки свергли султана Абдул-Гамида II[457].
Либералы, анализируя ход и итоги кризиса, пришли к самым неутешительным выводам. «То, что называют „ми- нистерским“ кризисом,— писало прогрессистское «Слово»,—имеет
«Министерский» кризис кончился тем* что Столыпин остался у власти ценой полной капитуляции перед правыми и камарильей, переориентировки с октябристов на националистов.
27 апреля 1909 г. царь на имя Столыпина издал рескрипт, где говорилось, что законопроект о штатах морского генерального штаба он не утверждает. Столыпину, вместе с военным и морским министрами, предписывалось в месячный срок выработать правила, разграничивающие сферу компетенции верховной власти и законодательных учреждений в делах военного управления, т. е. дать толкование 96-й статье Основных законов, трактующей об этом предмете. Уже сам рескрипт означал нарушение Основных законов, так как всякое толкование закона могло проходить лишь в обычном законодательном порядке — через Думу и Государственный совет. Выработанные «Правила 24 августа» означали новое нарушение Основных законов, очередной маленький государственный переворот. «По разъяснению „правил",— писал В. И. Ленин,— утвержденных без всякой Думы, статья 96 основных законов оказалась сведенной на нет! Штаты военные и морские оказались по этим „правилам" изъятыми из ведения Думы» [460].
В сентябре 1909 г. Столыпин дал нашумевшее интервью редактору провинциальной газеты «Волга», в котором фигурировала известная фраза: «Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». Другим тезисом этого интервью, который привлек наибольшее внимание, было осуждение партийного политиканства, направленного на захват прав верховной власти в пользу Думы. И правые и либералы смысл этого интервью расценили совершенно одинаково: как отмежевание от своего октябристского союзника. Произошла, по выражению одной газеты, «смена г. Гучкова г. Балашовым». «Смена Гучкова Балашовым». Параллельно и ов связи с «министерским» кризисом развивался кризис октябристского «центра».
В начале 1909 г. во фракции возник так называемый «гололобовокий инцидент». Октябрист Я. Г. Гололобов выступил в заседании Думы против решения фракции принять запрос социал-демократов о преследовании профессиональных союзов, открыто и демонстративно нарушив
партийную дисциплину. Два заседания фракции, где обсуждался этот вопрос, превратились в настоящую свалку. Скандал кое-как удалась замять, но ненадолго. Вскоре возник другой конфликт по вероисповедным законопроектам, в результате которого группа октябристов в 11 человек во главе с Гололобовым вышла из фракции и образовала фракцию так называемых «правых октябристов» (го- лолобовцев).
Следующий конфликт, возникший в апреле 1909 г., т. е. в разгар «министерского» кризиса, был более серьезным. Поводом послужили разногласия по старообрядческому вопросу, но истинная причина лежала глубже. Несколько октябристов во главе с Н. Г. Черкасовым посетили Столыпина и представили ему список «надежных» депутатов-ок- тябристов, на которых Столыпин мог положиться. Смысл этого визита состоял в том, чтобы договориться со Столыпиным об организации «центра» из правых октябристов и умеренно-правых. Брат премьера, А. А. Столыпин, член' ЦК партии октябристов и сотрудник «Нового времени», свидетельствовал, что умеренно-правые рассчитывали отколоть от Гучкова примерно три четверти фракции. В другой статье с характерным заголовком «Вихрь предательства» тот же А. А. Столыпин, не называя ни одного имени, но прозрачно намекая на Родзянко, писал, что под руководством последнего во фракции возник заговор против Гучкова, с тем чтобы свалить его. Родзянко для этой цели вошел в контакт с думскими умеренно-правыми и влиятельными лицами в «сферах». За кулисами, негодовал автор, возникла «ползучая интрига», «возможным обер- иудам давались партийные посулы до надежды на председательское место включительно» [461]. Гучков и Родзянко ответили на эту статью тем, что оба подали в отставку: один — с поста председателя фракции, другой — с поста товарища председателя. После длительных и сложных препирательств, уговоров и голосований конфликт был внешне
Расколу у октябристов сопутствовал процесс создания новой партии на базе объединения думских умеренно-правых и националистов.
Первым шагом было образование, помимо фракций, партии умеренно-правых. В начале 1909 г. в Петербурге, как писал Изгоев, «пронеслось ,,веяние“, свидетельствующее о крушении одной партии и о восхождении новой» [462]. В начале марта «Слово» констатировало: «Бюрократизиро- вание гг. октябристов и дружба с премьером ни к чему не привели, эту позицию заняли по праву гг. умеренно-правые, а разношерстное октябристское большинство вдруг очутилось при пиковом интересе» [463]. В апреле 1909 г. состоялось учредительное собрание, на котором был избран комитет во главе с П. Н. Балашовым. Последний произнес речь, главная мысль которой сводилась к тому, что это предварительный шаг: окончательная цель состоит в объединении с националистами. Столыпинская «Россия» сразу же дала понять, что умеренно-правым готовится в Думе роль правительственной партии. В октябре умеренно-правые и националисты объединились в одну фракцию. В конце января 1910 г. националисты в лице «Всероссийского национального союза» и умеренно-правые окончательно слились в «Партию русских националистов». Основная задача была сформулирована как «отпор инородческому засилью», т. е. была провозглашена политика воинствующего национализма. Лидером партии и фракции был избран Балашов, очень богатый помещик, владелец многих тысяч десятин земли (его отец был членом Государственного совета). Никакими талантами он не обладал и был избран на председательский пост именно из-за своего богатства, за то, что он, по меткому выражению одного правого крестьянина, «кормил свою партию компотом», т. е. содержал ее на свой счет. Рядом с октябристским «центром» возник и стал действовать в Думе новый «центр», националистический.
«Параллельная деятельность». Вместе с октябристским «центром» весьма кислые плоды своей политики пожинала и «ответственная оппозиция». Кадетская партия после революции 1905—1907 гг. стала крайне малочисленной. Все демократические элементы, которые, будучи обмануты вывеской «народной свободы», шли за кадетами во время революции, покинули партию. Отчет ЦК «Состояние партийных организаций за время с 1 сентября 1908 г. по 1 мая 1909 г.» констатировал «упадок интереса к партии»
й насчитывал к середине 1909 г. всего 22 губернских й 29 уездных партийных групп, влачивших жалкое существование. За весь третьеиюньский период вплоть до 1916 г. не было созвано ни одного съезда. Вместо съездов ЦК созывал регулярные конференции без определения норм представительства с мест, руководствуясь соображениями малочисленности и слабости организаций и желанием скрыть этот факт от широкой публики. В мае 1910 г. один из лидеров партии, Петрункевич, специально отметил в своем докладе, что если в момент выборов в III Думу у партии еще имелись какие-то остатки местных организаций, то теперь остались одни обломки. На заседании ЦК в октябре 1911 г. было снова указано на продолжающуюся дезорганизацию на местах. В марте 1912 г. Милюков говорил, что в течение минувших пяти лет работала в основном одна парламентская фракция кадетов, а «сама партия составляла более или менее фикцию» [464]. г
В то же время кадетская партия превратилась, по словам В. И. Ленина, «в крепкую, парламентски вышколенную партию интеллигентных буржуа, которые являются сознательными врагами социалистического пролетариата и революционной расправы крестьянских масс с гг. крепостниками» [465]. За годы реакции кадеты круто повернули в сторону открытой контрреволюционности, проводя политику «Вех». Но, указывал В. И. Ленин в другом месте, «кадеты = веховцы с оговорочками» [466]. Основная «створочка», служившая предметом полемики между открытыми «веховцами» и вождями партии, состояла в том, что Струве, Изгоев и др. требовали от кадетов отказаться от своей «демократической» вывески, а «реальные политики» — вождь партии Милюков и еопо сторонники — упорно от этого открещивались.
Свое требование прекратить заигрывание с массами открытые «веховцы» мотивировали опытом революции 1905—1907 гг., доказавшим опасность и несостоятельность расчетов на гегемонию кадетов в общедемократическом движении. По мнению веховцев, страх перед повторением подобного опыта служит главной причиной раздробленности либерального лагеря, объясняет нежелание октябристов и прогрессистов объединиться с кадетами в единую «деловую» партию вне Думы, в единый, действующий независимо от правых, «левый центр» в Думе. Струве полагал, что давления одной объединенной буржуазии на царизм окажется достаточным, чтобы заставить его дать требуемые «реформы», а нового подъема революционного движения не предвидится еще многие годы. Милюков был обратного мнения: он считал, что буржуазия сама по себе бессильна вырвать у царизма какие-либо уступки, что ее сила — производное от революционных выступлений масс, которые не так далеки, как кажется на первый взгляд. Каждый по-своему был прав, и в этой правоте надо искать причину провалов кадетской политики.