i e8c15ecf50a4a624

Unknown

Докладчик земельной комиссии октябрист С. И. Шид- ловский был вынужден признать, что идея конфискации и национализации земли остается и теперь заветным же­ланием подавляющего большинства крестьянства. Пытаясь развенчать ее, Шидловский доказывал, что только личная собственность на землю выведет крестьянина из нужды, превратит его в свободную личность, без которой невоз­

можно создать «правовое» государство. «Если кто действи­тельно желает обращения нашего государства в право­вое,— говорил докладчик,— тот не может высказываться против личной собственности на землю» [491]* Причину мало­земелья Шидловский объяснял обычными для помещиков доводами, которые ничего общего не имели с истиной: ог­раниченностью территории и экстенсивным, рассчитанным на большую площадь, крестьянским хозяйством. Послед­нее же он опять сводил к отсутствию личной собственности крестьян на землю.

Но подлинный мотив его приверженности к личной соб­ственности

был иным. Отсутствие таковой, признал Шид­ловский, порождает у крестьян «веру в пространство», т. е. желание отнять у помещиков землю. Эта вера «в нашем народе еще очень сильна..., крестьянство в пространство верит как в единственного целителя всех недугов..., поэто­му уничтожение этой веры в спасительное пространство должно быть приветствовано» [492]. «Среди крестьян популяр­на мысль об экспроприации частновладельческих земель без выкупа. Помимо других соображений,— пугал Шидлов­ский крестьян,— захват чужого имущества неминуемо от­толкнет от крестьянского хозяйства всякого рода капиталы и уничтожит в корне все виды кредита — а это для них гибель». Не надо захватывать помещичью землю, убеждал крестьян Шидловский, «вступать из-за ее захвата в крово­пролитную войну было бы верхом безрассудности» [493].

От имени и по поручению правых их «общее принци­пиальное отношение к общине и к праву выхода из нее на основании закона 9 ноября 1906 г.» высказал епископ Митрофан. Прежде всего он пожалел о том, что община утратила свое прежнее, привлекательное для черносотен­цев значение. Когда-то община была удобна для людей, «являющихся в качестве учителей и руководителей наро­да», т. е. для попов, тем, что давала «им возможность в более широком масштабе развить свое просветительное влияние на народ, так как при ней можно влиять сразу на целые массы». Теперь это «моральное преимущество об­щины» исчезло, а раз так, то да здравствует «индивидуаль­ность личности», создаваемая на базе личной крестьянской собственности на землю. Ибо, объяснял Митрофан, кресть­янин, полюбив свое, «научится ценить и чужое». «Сводя к единству все сказанное,— заключал черносотенный епис­коп,— фракция правых приходит к тому выводу, что закон 9 ноября в высшей степени благодетелен для русского на­рода, и потому нужно желать всяческого его примене­ния» ²³.

Граф В. А. Бобринский требовал разрушить общину на том основании, что она полезна революционерам, ибо «слу­жит... необходимым элементом для обострения классовой борьбы». Оправдывая издание указа по 87-й статье, он го­ворил, что закон был нужен срочно: «Крестьянство замета­лось, оно потеряло голову..., народ пошел за врагами отече­ства, и было одно время опасение, что... Россия гибнет. Не­обходимо было найти выход и найти его спешно и немед­ленно, и при этом найти верный выход». Правительство «нашло верный путь, а потому мы заявляем, что не было закона более важного, более спешного, чем указ 9 нояб­ря» ²⁴;

Устами Маркова 2-го правые открыто заявили, что для сохранения помещичьего землевладения они не остановят­ся ни перед какими насилиями над крестьянской массой. «Я нисколько не опасаюсь того,— говорил курский „зубр⁴⁴,— что часть крестьян при этом неизбежно обеззе­мелеет...» «И скатертью им дорога, пусть уходят, а те, кто из них сильнее, те пусть остаются. Говорят о кулаках. Что такое кулак? Это хороший деревенский хозяин, который действительно каждую копейку бережет и умеет извлекать из своего состояния больше, чем это делают растопыри, люди, которые растопыривают руки и землю теряют». Го­ворят, безземельным нечего будет делать. «Как нечего де­лать? Пусть едут в пустыни... Кто бедствует и не желает трудиться, тем место не на свободе, а в тюрьме, или они должны быть вовсе исторгнуты из государства, это — про­пойцы или лодыри...» ²⁵.

Октябристы, как мы видели, защищали указ 9 ноября столь же рьяно и убежденно, как и правые. Отметив, что кадет Шингарев в своей речи тщательно избегал всякого упоминания об аграрной программе своей партии, граф А. А. Уваров с ехидством спрашивал: почему это так?

Ст. от., с. И, ч. 1, стб. 199—204.

Там же, стб. 494, 506.

Там же, стб. 931—933.

··

И отвечал: «Облетели цветы иллюзий кадетских» [494]. Каде­ты сами убедились в том, что их «принудительное отчуж­дение» не достигло цели.

Прогрессисты, в целом стоявшие ближе к кадетам, чем к октябристам, в аграрном вопросе полностью разошлись с ними и примкнули к правым и октябристам. Редактор прогреосистского «Слова» М. М. Федоров в статье, озаглав­ленной «Ложная позиция», писал, что аграрная речь Ми­люкова в Думе — ошибка и что кадетам надо стоять за указ [495]. Речь Н. Н. Львова, главного оратора прогрессистов по указу, была охарактеризована В. И. Лениным как обра­зец

дикой ненависти и страха перед революцией [496].

Оценивая речи правых, В. И. Ленин особенно подчерки­вал защиту ими «частной собственности крестьян на зем­лю», защиту, красной нитью проходящую «через все их речи вплоть до обер-попа Митрофанушки... Спрашивается, почему класс помещиков и класс капиталистов так энер­гично защищает и во II ив III Думе частную собствен­ность крестьян на землю? Только потому, что таково „последнее правительственное распоряжение⁴⁴? Конечно, нет! Это распоряжение подсказано и внушено Советом объ­единенного дворянства. Помещики и капиталисты превос­ходно знают того врага, с которым приходится им бороться, превосходно чувствуют, что революция связала победу по­мещичьих интересов с победой частной собственности на землю вообще, победу крестьянских интересов с уничтоже­нием частной собственности на землю вообще, и поме­щичьей и крестьянской. Сочетание частной собственности на надельные земли с общественной собственностью на экспроприированные помещичьи земли есть плохая вы­думка кадетов и меньшевиков. На деле борьба идет из-за того, помещики ли будут строить новую Россию (это не­возможно иначе, как на основе частной собственности на все роды земель), или крестьянские массы (это невоз­можно в полукрепостнической стране без разрушения частной собственности и на помещичьи и на надельные земли» [497].

Кадеты были противниками указа 9 ноября. Но их борь­ба против него носила не принципиальный, а тактический характер. Они принимали существо указа, но отвергали методы его осуществления. Причиной этого являлась ре­волюционная позиция крестьянства в аграрном вопросе, которую оно целиком сохранило и в третьеиюньский пери­од. Уже на первой сессии думские правые крестьяне внес­ли аграрный законопроект, революционно-демократическое содержание которого не вызывало сомнений. В связи с этим «Речь» опубликовала передовую, в которой суть дела была схвачена в очень точной фразе: «Гони природу в дверь, она влетит в окно». Сделав на основании этого вы­вода другой правильный вывод, что указ 9 ноября не изле­чит крестьянство от трудовицкого духа, передовая предла­гала: «Только серьезная практическая постановка этого рода реформы (именно: аграрной реформы „на самом ши­роком демократическом базисе⁴⁴) может излечить населе­ние от утопических попыток».

Приведя эти слова, В. И. Ленин следующим образом расшифровал их: «Читай: ваше превосходительство, г. Сто­лыпин, даже со всеми своими виселицами и третьеиюнь- скими законами вы не „излечили⁴⁴ население от „утопиче­ского трудовицкого духа⁴⁴. Дозвольте нам еще разок попро­бовать: мы пообещаем народу самую широкую демократи­ческую реформу, а на деле „излечим⁴⁴ его посредством по­мещичьего выкупа и помещичьего преобладания в местных земельных учреждениях!» [498].

Речи ряда кадетских ораторов служат замечательной иллюстрацией к этим словам В. И. Ленина.

Еще на первой сессии, выступая по смете Министерст­ва землеустройства и земледелия, Милюков, объясняя суть тактики кадетов в аграрном вопросе в период I Думы, го­ворил: «Я не думал, что наши государственные люди за­будут, что законодательный почин Государственной Думы есть лишь первый шаг, первый приступ. Я не думал, что они не обратят внимания на то, что даже в нашем собст­венном проекте ближайшая стадия решения должна была состоять в серьезном обсуждении на местах этого вопроса. И только после такого, более или менее продолжительного, обсуждения вопрос вернется вновь в Государственную Ду­му. Я не думал, что забудут и то, что в Российском госу­дарстве существует не одна, а две палаты, а над палатами — воля монарха. И что, если захотят затормозить этот за- кон..., то для этого есть законодательный же способ, а не способ нарушения конституции. На всех этих основаниях я полагал, повторяю, что разрешение аграрного вопроса мирным путем не встретит затруднений и что единствен­ным препятствием нам будет — убедить крестьян, что наше решение для них приемлемо... Конфликт, которого мы боя­лись, был конфликт с крестьянами, которые сочли бы наше решение недостаточно защищающим крестьянские интере­сы». «Нам,— продолжал Милюков,— говорили: расширьте ваш проект аграрной реформы — за вас будут крестьяне... Мы этим путем... не пошли, мы предложили свой проект, а проект, подобный которому недавно был внесен в Думу (законопроект правых крестьян.—Л. А.), мы не приняли, мы его отвергли даже без передачи в предварительную ко­миссию. На этом, может быть, мы потеряли свое дело в Думе, но мы шли и идем этим путем и считаем его единст- венно правильным» [499].