И нагрянула черная рать... Монгольское завоевание Южного Урала. 1205–1245

Злыгостев Валерий Анатольевич

Согласно археологическим исследованиям, произведенным С. А. Плетневой, именно в этот период изменяется ритуал погребения половцев, появляется «обычай сооружать скрытые святилища», то есть возводить ложные захоронения, прятать надгробные статуи (бабы) в ямах на вершинах курганов и засыпать землей либо изготавливать их из дерева и также прятать от посторонних глаз в углублениях на местах могил. «Появление скрытых святилищ свидетельствует, очевидно, о неуверенности половцев в своих силах и в своем будущем в восточноевропейских степях. Они боялись за сохранность своих святынь и понимали, что не смогут защитить их в случае повторного удара монголов» [36, с. 174]. Также на основании археологических изысканий В. А. Иванова можно однозначно утверждать, что захоронений половецких ханов и их приближенных после 1220–1230 годов не наблюдается. Это является доказательством того, что представители монгольской правящей элиты по мере завоевания «Западного края» неукоснительно проводили в жизнь политику, завещанную Чингис-ханом, ключевыми аспектами которой были, во-первых, физическое уничтожение правящей верхушки кипчаков-куман-половцев, во-вторых — приобщение к «Ясе» простых аратов, которым, как правило, сохраняли жизнь при их полной лояльности к новым властелинам Дешт-и-Кипчака.

Однако не следует чрезмерно увлекаться размышлениями о некоем как будто имевшем место сверхмассированном

ударе завоевателей в междуречье Итиля и Яика, так как войск, сконцентрированных монголами на этом направлении, было не то что предостаточно — их было в избытке. При «зачистке» Нижнего Поволжья и в войне с кипчаками Джучиды могли бы обойтись и собственными силами, ибо земли эти были достаточно пустынными. Местные номады, подвергнувшиеся нападению, чья численность и до пришествия сюда монголов была невелика [59] , бежали ныне в Волжскую Булгарию, на правобережье Итиля и в области Южного Урала, занимаемые башкирскими племенами. Надо полагать, что поздней осенью — зимой 1229 года боевые действия между сторонами сводились к столкновениям местного значения и рутинному преследованию монголами противника, обремененного женщинами, детьми, стариками и обозным скарбом. В этой связи резонно возникает вопрос. По какой причине монголы сосредоточили в восточном Деште помимо соединений Джучидов три тумена первоклассных имперских войск, возглавляемых испытанными полководцами? Ответ однозначный: главный удар на западе в 1229–1230 годах монгольский генералитет готовил не против кипчаков и саксинов, а против Волжской Булгарии и башкир. И хотя в приказе Угэдэя последние не упоминаются, под топонимом «Булгар» следует подразумевать в том числе и башкирские земли.

59

Кочевники Заволжья и Приуралья «кимаки (йемеки), куманы-сары и кыпчаки представляли собой восточную периферию Дешт-и-Кипчака и, судя по имеющимся материалам, в степях Урало-Поволжья были не многочисленными. Вполне резонно также предположить, что заволжские кочевники не принимали заметного участия в политической жизни хозяев Дешт-и-Кипчака. Во всяком случае, известный нам на территории региона археологический материал, своим однообразием и невыразительностью резко контрастирующий с синхронными памятниками Дешт-и-Кипчака, указывает только на то, что они здесь были» [19, с. 503].

Касаясь «качества» стратегии, продемонстрированной монгольскими полководцами в ходе зимней кампании 1229/30 года, следует отметить, что действовали они достаточно шаблонно, поставив перед собой первостепенной задачей разгром кипчаков и саксинов и обеспечение тем самым безопасности своих тылов в междуречье Итиля и Яика. Затем, достигнув Самарской Луки и «упершись» левым флангом в Итиль, монголы, двигаясь широким фронтом на север (войск хватало!) по водоразделам, преодолевая реки Самару, Кинель, Сок, Яик, Сакмар, с ходу атаковали и буквально смели «засечную черту», устроенную булгарами на правобережье Кинели и Сока [60] и состоявшую из нескольких укрепленных пунктов, сторожевых подвижных конных отрядов и засад, укрывшихся на переправах через реки. Субэдэй брал реванш за вынужденное отступление 1223 года! Эти события четко отображены в Лаврентьевской летописи и не допускают двоякого толкования: «саксины и половцы взбегоша из низу к Болгарам перед Татары и сторожеве Болгарьски прибегоша бьени от Татары, близ реки, ей же имя Яик» [37, с. 453]. Несмотря на то что в данном отрывке башкиры не упомянуты, не вызывает сомнений, что они присутствовали в составе сторожевых отрядов булгар — война вовсю стучалась в их дом! Да что там стучалась! Тот факт, что монголы их у Яика (район Оренбурга и, возможно, Орска) потеснили и перевели боевые действия на его правобережье, свидетельствует еще и о том, что агрессор вторгся непосредственно на территорию, населенную башкирами.

60

Надо полагать, булгары использовали естественные препятствия на пути монголов, в том числе реки Кинель и Сок. Например, река Сок имеет весьма крутой правый берег, именуемый Сокскими Ярами. Сокские Яры, которые автору этих строк приходилось лично преодолевать пешим порядком в ходе одной из археологических экспедиций, идеально подходили для устройства на них «сторожеве болгарьских».

Весной 1230 года наступление монголов приостановилось: сказывались не только последствия их действий в Поволжье и Приуралье минувшей зимой, но и прошлогодний дальний поход трех корпусов из Главного юрта в Дешт-и-Кипчак. Субэдэй, лично испытавший еще в 1223 году булгар на прочность, а значит, имевший конкретное представление об их мобилизационных возможностях и наличии в их рядах тяжелой панцирной кавалерии, подкрепленной к тому же летучими отрядами башкирской конницы, не торопился с принятием решения о вторжении в Волго-Камье и на Южный Урал [61] . В данной ситуации и для него, и для Кокошая (их ставки, возможно, располагались где-нибудь на Яике или Сакмаре) важнее всего было дать отдых людям, но главное — перед решающими боями выгулять коней на сочных весенних травах, а уж потом… С огромной долей вероятности следует предположить, что уже в 1230 году монголы могли и разгромить Волжскую Булгарию, и покорить Башкирию, еще раз подчеркиваю — войск для этого хватало, однако события, произошедшие зимой того же года в тысячах километрах от Южно-Уральского региона, коренным образом поменяли ситуацию на «кипчакском фронте», отодвинув на несколько лет всепоглощающее монгольское нашествие.

61

Надо полагать, что общее командование войсками осуществлял Субэдэй.

Дело в том, что поздней зимой — весной 1230 года чжурчжэни нанесли поражение монголам. Назначенный недавно Угэдэем новый главнокомандующий в Китае Дохолху-Чэрби «сразился с цзиньскими войсками и был полностью разбит» [18, с. 164], «потерпел полное поражение» [24, с. 113], «обращенный в бегство, он отступил далеко назад, послал к каану гонца и просил подмоги» [40, с. 25] [62] . Угэдэй, находившийся в это время на реке Тамир (район Каракорума), получив тревожное сообщение от Дохолху, незамедлительно принял меры, направленные на исправление ситуации, сложившейся в Китае. Одним из первых его распоряжений на этот счет был приказ об отзыве Субэдэй-багатура из Дешт-и-Кипчака: «предписано (было. — В.3.) Субуту идти к нему (Дохолху. — В.3.)

на помощь» [24, с. 113], «…последовало повеление Субэдэю помочь ему» [18, с. 164].

62

Вывод о том, что это поражение было весьма существенным, можно сделать, опираясь на свидетельства сразу трех авторитетных источников — хроники «Юань ши», «Истории…» Н. Бичурина (о. Иоакинфа) и «Летописи» Рашид ад-Дина.

Летом 1230 года Субэдэй, получив приказ великого каана, покинул башкиро-булгарское пограничье и направился на соединение с имперскими армиями, расположенными в Монголии и Китае. Учитывая статус Субэдэя, имевшего в распоряжении личные «тысячи» [27, с. 168], а по сути, тумен или даже более того, он снимал эти соединения с «кипчакского фронта» и уводил их с собой в Центральную Азию. Помимо этого (а положение дел уже на «чжурчжэньском фронте» требовало немедленного увеличения численного состава действовавших там армий), была отозвана и также возвращалась с Субэдэем на восток и другая, большая часть войск из состава 30-тысячного контингента, участвовавшего в зимне-весенней кампании 1229–1230 годов. Таким образом, монгольское войско, изготовившееся к броску на север, уменьшилось в разы, следовательно, ни о каких серьезных наступательных операциях на Южном Урале и в Волго-Камье отныне не могло быть и речи. Главным театром военных действий на ближайшие годы (1230–1234) становился Центральный Китай, а чжурчжэни. которые, возможно, и не подозревали о существовании булгар или башкир, своим сопротивлением отсрочили трагическую страницу в истории этих народов, связанную с монгольским завоеванием.

Итак, отзыв Субэдэя и трех туменов (или большей их части) на войну в Китае стал главным фактором, который не позволил осуществить захват и Волжской Булгарии, и Южного Урала уже в самом начале 30-х годов XIII века. Однако несмотря на то что в 1230 году завоеватели не смогли реализовать своих агрессивных устремлений, они тем не менее окончательно закрепились на вновь обретенных территориях междуречья Итиля и Яика, а булгары и башкиры с определенного момента оказались в фатальной близости от монголов, отряды которых отныне находились непосредственно на их землях. В этой связи невозможно обойти стороной тот момент, к которому еще в 50-х годах XX века пришла Н. Г. Апполова: в результате похода 1229–1230 годов завоевателями «были покорены многие местные племена, и монголы утвердились в юго-западной части Башкирии, превратив ее в главную базу для дальнейших завоеваний» [32, с. 42]. В довершение ко всему массовый исход кипчаков из восточного Дешта на правобережье Итиля и в пределы Волжской Булгарии, куда «половцы взбегоша из низу к Болгарам» [37, с. 453], не мог не коснуться и территории расселения башкирских племен. Между тем появление на Южном Урале вынужденных переселенцев, первые из которых откочевали сюда еще несколько лет назад (ведь именно тогда, по словам Абу-л-Гази, Джучи «победил кипчаков», а «те из них, которые спаслись, ушли к иштякам (башкирам)» [1, с. 141], по-видимому, не несло в себе очевидной угрозы последним, потому как не отражено в какой-либо негативной форме в их историческом эпосе, в отличие, например, от эпохи владычества ногаев (XV–XVI вв.), когда между сторонами существовал явный антагонизм [6, с. 190].

^{Действия монголов в междуречье Итиля и Джаиха (1229–1232 гг.)}

Проникновение кипчаков на Южный Урал хотя и представлялось явлением перманентным, вместе с тем происходило достаточно плавно, а сам процесс миграции в этом направлении кочевого населения Великой Степи, или «кипчакский этап в этнической истории башкир» [28, с. 463], находился в самом начале своего развития, очередным толчком для которого, вне сомнения, послужили события, случившиеся в грозном 1229 году.

3.2. Неизвестная, бесконечная война

Начиная с лета 1230-го и вплоть до 1234 года в истории монгольских завоеваний Южного Урала и Волго-Камья усматривается очередное «белое пятно». Доподлинно неизвестно, какое количество туменов находилось в регионе и кто ими командовал. Можно предположить (и возьмем эту гипотезу за основу, поскольку альтернатив ей не существует), что руководство войсками, да и вообще административное управление всей западной частью Улуса Джучи (Поволжье и Приуралье) осуществлял Кокошай (не следует забывать, что «Бату-хан с пятью своими братьями» [26, с. 24] участвовал в походе против Цзинь). Нельзя исключать, что Кокошай этой должности вполне соответствовал, недаром в недалеком будущем, в 1239–1240 годах, он фигурирует в летописи Рашид ад-Дина в качестве командира обсервационного корпуса, которому было поручено в преддверии похода на Южную Русь и в Центральную Европу занять часть Северо-Кавказского региона, а именно Тимур-кахалка (Дербент), и удержать область Авир [41, с. 39], то есть прикрывать тылы уходящей на запад армии. По существу, в 1230 году восточный Дешт представлял собой пусть и не тылы, но тем не менее территорию, которую необходимо было и охранять, и удерживать, а опыт подобных мероприятий у Кокошая, видимо, имелся…

Таким образом, Кокошай уже летом 1230 года оказался в весьма затруднительном, гораздо более сложном, нежели некогда Джучи, положении, находясь на задворках империи и с минимальным количеством боевой силы. Однако, несмотря на то что рядом с ним не было ни главы дома Джучидов Бату, ни тем более многоопытного Субэдэя, Кокошай (а он оставался в должности, по-видимому, вплоть до середины 1230-х годов) предпринял ряд рейдов на север, и самый значительный из них состоялся летом или осенью 1232 года. Так, Лаврентьевская летопись всего в двух строках сообщает: «В лето 6740 (1232)… приидоша Татарове и зимоваша, не дошедше до Великого града Болгарского» [37, с. 459]. Очевидно, что противостояние развернулось непосредственно на территории Волжской Булгарии, а «Великий град Болгарский» следует отождествлять со столицей государства — городом Биляром. Можно согласиться с версией И. Л. Измайлова о том, что вторжение осуществлялось из Приуралья, общим направлением через бассейн реки Шешмы в сторону Биляра, равно как и с тем, что сопротивление булгар — и полевых войск, и защитников крепостей — не позволило монголам прорвать оборону и осадить столицу [23, с. 170]. Вот только отступление монголов не было сиюминутным, а тот факт, что они все-таки «зимоваша, не дошедше до Великого города», свидетельствует, в первую очередь, в пользу достаточно продолжительного (несколько месяцев) их нахождения не только в глубинных землях Волжской Булгарии, но и на территории башкир. Нельзя исключать, что во многом, благодаря действиям башкир в тылу продвигавшихся в сторону центра Булгарского государства монголов, тем пришлось приостановить наступление и, обернувшись, принять все меры для охраны «орд и обозов», а затем и отступить в Дешт-и-Кипчак.