И невозможное вожможно
Шрифт:
— На библиотечный... А ты?
— Тоже.
— Тебе что? Ты здоровый. А меня, наверно, не примут...
— Трусость отошли домой заказной бандеролью. Кстати, почта находится за углом!— усмехнувшись, сказал парень и подхватил мой чемодан.— Тебя как звать?
— Валерий Завьялов.
— А меня Михаил Синельников.
Только что закончилась консультация по литературе. Зал шумит. Гадают, какие темы предложат на экзамене.
— Гоголь будет обязательно!
— Нет, Гоголь был в прошлом году.
А я думаю о своих нерешенных проблемах. К вступительным экзаменам готовился все лето. Со мной занимался Петр Васильевич Нечаев, один из старейших преподавателей Звенигорода. Пожалуй, нет такого человека в нашем городе, который бы не знал этого неутомимого труженика. Он помогал молодым учителям, работникам редакции районной газеты, всем, кто любит русский язык и литературу. Даже в выходной день в доме Нечаевых всегда был народ. Петр Васильевич вел занятия в маленькой комнате, заставленной книжными стеллажами. Когда ему предлагали деньги, для него это было оскорблением.
— У нас, в Звенигороде, издавна поставлено так!— отвечал он.— Антон Павлович Чехов оказывал больным помощь без всякого гонорара...
Работая инспектором в роно, он часто приходил в нашу школу, выступал с лекциями перед старшеклассниками. На одной лекции я с ним и познакомился.
Невысокий сутулый старичок в толстовке, наглухо застегнутой на все пуговицы, увлеченно рассказывал о гражданской лирике Пушкина, цитируя наизусть строки гениального поэта.
И теперь, сидя в аудитории, я старался вспомнить советы Петра Васильевича, которые он давал накануне отъезда в институт. И еще одно меня тревожило: как буду писать сочинение. Уложусь ли в отведенное время и, самое главное, поймет ли мой почерк экзаменатор?
— Ну, ты как, Валерий, готов к бою?— услышал я голос Михаила.
— Не совсем.
— А что такое?
— Я же пишу карандашом.
— Ну и что же?
— Как что? Экзаменатор не будет проверять мою работу.
— Положеньице!— нахмурился Михаил.— Слушай-ка, а ты говорил с председателем приемной комиссии?
— Да что ты?— испуганно воскликнул я.— Мне же сразу вернут документы!
— А если возвратят непроверенное сочинение?— возразил Михаил.— Надо идти! Конкурс конкурсом, но должна же быть еще и человечность.
Он взял меня за руку, и мы вышли из аудитории. Председатель комиссии Вера Илларионовна выслушала нас.
— Пером вы писать не можете? А в школе как писали?
— Карандашом,— ответил я.
— А шариковую ручку достать не удалось?
— Нет.
— Попробуйте моей,— предложила она и пододвинула лист бумаги. Я написал несколько слов.
— Видите, получается лучше. Значит, вам надо писать именно такой ручкой.
Наступил день устного экзамена по литературе... Набравшись храбрости, я вошел в аудиторию. Экзаменатор, полный мужчина с пышными усами пшеничного цвета, спросил мою фамилию и, найдя ее в списках экзаменующихся, удивленно
— Странно, почему я вам за сочинение оценку не поставил.
«Ну вот и случилось то, чего я больше всего боялся... Что же теперь?..»
Голос экзаменатора прервал мои размышления.
— Все ясно... Просто я не разобрал некоторые слова. Это что написано?
— И...
— Правильно, а это?
— Ц…
— Значит, в сочинении вами допущена одна орфографическая ошибка и две синтаксических. По содержанию замечаний нет. Ставлю вам четыре. Ну а теперь побеседуем. Какой у вас номер билета?
— Двадцатый...
— Прошу...
— Образ Павла Корчагина...
Вступительные экзамены остались позади. Итог? Две пятерки и две четверки. Всего 18 баллов. Сегодня узнаю, принят ли. Пробрался к спискам и... не нашел своей фамилии. Что теперь делать? Направился в приемную комиссию.
— Вера Илларионовна, я не прошел по конкурсу?
— К сожалению... Проходной балл у нас 19...
— Но для меня это катастрофа.
— Зачем вы так? Разве только одному вам не повезло?— стала успокаивать меня Вера Илларионовна.— Я ничем не могу вам помочь. Сходите к директору. Может быть, он сделает вам исключение...
— Ох, это мне «в порядке исключения»!— вздохнув, проговорил я и к директору не пошел.
Вернувшись из института, я несколько дней не находил себе места. Зашел к Морошкину, но его не было дома. В приколотой к двери записке значилось, что он на неделю отлучился из города.
«Кому же рассказать о своей беде?— вздохнул я.— Пойду-ка в школу, кого-нибудь да застану».
Вспомнились школьные дни. Однажды на уроке литературы Анна Кузьминична Денисова подошла к доске и написала тему классного сочинения: «Кем я хочу быть».
«Кем я хочу быть?» — попробуй ответь на этот вопрос! Я оглядываю класс. Все сосредоточенно работают. А я вспоминаю скошенное поле, где мои сверстники собирают колосья, а я отстал от них. «Такого пустяка не смог сделать... О какой же профессии может идти речь...» — так я и написал тогда в своем сочинении.
А на другой день встретил Морошкина. Он шел рядом с незнакомым мне молодым мужчиной.
— Почему так плохо написал сочинение?— строго спросил меня учитель, останавливаясь. Его спутник тоже остановился и внимательно посмотрел на меня.
— Я написал правду... Какая профессия мне по силам?
— Библиотечная!— уверенно ответил Владимир Сергеевич, словно ждал этого вопроса и, не дав мне опомниться, продолжал: — Представь себе, Валерий! В твоем распоряжении тысячи книг, и ты делишься этим богатством с другими. Люди будут обращаться к тебе за советом. Большое счастье, когда ты нужен людям.
— Но у меня же невнятная речь!— воскликнул я с отчаяньем.
— Библиотечная работа — это не только выдача книг,— вмешался в разговор спутник Морошкина, поправляя жесткие, непослушные волосы.