И по делам твоим воздастся
Шрифт:
– Зачем ему герои книг, если дома такое твориться. – Проворчала тетушка.
Вдруг Георгий Федорович поднялся с места, загадочно посмотрел на меня и прижал палец к губам, призывая к молчанию, мы все притихли и удивленно следили за его действиями. Он подошел к книжным шкафам, они занимали всю стену, напротив окон и представляли собой шесть секций состоящих из открытых полок, только два средних шкафа были закрыты до половины глухими дверцами, украшенными резьбой, в них муж хранил всевозможные чертежи, карты и другие бумаги. Георгий подошел к одному из этих шкафчиков, постоял минуту и резко
– Ну, Андрей Михайлович, как вы объясните свое поведение?
– Георгий Федорович, простите. – Андрюша виновато потупил глаза и горько вздохнул, – мне ничего не рассказывают, никуда не берут…
– И вы решили, молодой человек, спрятаться и подслушивать. Не кажется ли вам, что это плохой поступок? – Георгий говорил совершенно спокойно, ровным голосом не отрывая взгляда от Андрея, он ничего особенного не сказал, не угрожал и не обещал наказать, просто задал вопрос, но почему-то даже у меня мурашки пошли по коже. Думаю, ученики у него особо не шалили.
– Кажется, Георгий Федорович. – Почти прошептал Андрюша, потупившись долу.
– Хорошо. Вы напишете для меня небольшое сочинение, почему подслушивать – это плохой поступок. На латыни, к завтрашнему дню. А теперь идите к себе.
– Хорошо, Георгий Федорович. – Пролепетал сын и вышел из библиотеки.
Месье Бомон, посмотрел на Георгия с уважением и подался следом за учеником, Петр закрыл дверь.
– Вот мне бы так с ним управляться. – Вырвалось у меня.
Георгий только улыбнулся и вернулся к своему месту.
Когда инцидент был исчерпан, все опять обернулись к Анне Ивановне, но она, успев поразмыслить, захлопнулась как устрица и лишь коротко сказала
– Я не была в том уверена, покойник показался мне похожим на тетку, но я не была уверена – повторила она. – Только когда вы показали фотографию, убедилась, что это все же он.
– Но Вы могли сказать о своих подозрениях Анна Ивановна. – Укоризненно заметил Семен Михайлович.
– А если бы я оказалась не права? А вы подняли бы шум, и опять все бы говорили… – взволновано начала тетушка и резко умолкла.
Далее разговор не пошел, на все вопросы тетя отвечала коротко, зачастую односложно: двоюродного брата последний раз видела еще ребенком. Когда Миша был в Петербурге, то встречался с родственником, тот заставил мать, перед отъездом, переписать все имущество на себя, мотивируя это тем, что Дария Любомировна не в себе и больна, так и вышло, что у нее кроме некоторой мебели, личных вещей да нескольких драгоценностей, ничего и не осталось. Миша не противился решениям брата, хотя, остался недоволен встречей и самим родственником. Женился он или нет, тетя не знала, какой невестке писала письмо покойная, тоже не ведала. И вообще их делами она не интересовалась.
Семен Михайлович все больше злился. Георгий Федорович, пытался подействовать на тетю своим очарованием, но она не поддалась и стояла на своем, ничего не знаю, в чужие дела не лезу. Пришлось оставить ее в покое. Ничего не добившись от Анны Ивановны, Семен Михайлович взялся за меня.
– Анастасия Павловна, вы обещали позволить взять у вас и
– Ну, хорошо берите. А как вы это будете делать? – с любопытством спросила я.
– Сейчас увидите, Георгий Федорович позови Николая.
Оказалось, Николай, все это время дежурил в соседней гостиной, обложенный всевозможными чемоданчиками и ящичками, чинно сидел на диване, вызывая болезненное любопытство у моих домочадцев. Георгий застал его за беседой с Лизой и Иришей. Девочки засыпали его вопросами, а молодой человек отчаянно краснея и заикаясь, пытался отвечать на них.
Нет с этими девицами сладу. Когда Николай вошел в библиотеку и принялся раскладывать на столе загадочные по своему назначению предметы, девочки просочились следом, притворившись глухими, потому, что моих уговоров посидеть в гостиной и подождать, они просто не слышали, стали мешать бедному Коле выглядывая из-за его плеча, и задавая попутно вопросы:
– А, что это такое Николай Александрович?
– молодой человек оказался тезкой нашего императора. – Эта коробочка зачем? – спрашивала Лиза.
– А эта бумажка, какая интересная, в большую клетку. А что за обозначения бпл, бпп? – спрашивала Ирочка, рассматривая бумагу, разлинованную на десять клеток, в каждой клеточке были написаны в углу эти загадочные обозначения.
Все, также отчаянно краснея, молодой человек предложил:
– Давайте я вам покажу. – Он забрал у Иры листок, уселся за стол, что бы ему было удобнее, я уступила свое место за письменным столом, в углу листка, красивым, четким почерком написал: Вишнивецкая Ирина Михайловна, потом предложил: – Ирина Михайловна, дайте, пожалуйста, вашу левую руку.
Ирочка, кокетливо улыбнувшись, протянула Николаю руку, ладонью вверх. Он сосредоточенно, видно ушел в свое дело целиком, взял ее руку, рассмотрел внимательно. Приложил ее большой палец к стеклышку, предварительно покрыв его тонким слоем черной краски, по-видимому, типографской. Аккуратно прижал палец, так что бы он равномерно покрылся краской и приложил вымазанный пальчик, любопытной девушки, к листу бумаги с ее именем попутно объясняя:
– Буквы бпл означают: большой палец левой руки, дальше идет указательный, средний, и так далее. Когда мы снимем все Ваши отпечатки, то сравним их с теми, что собрали на месте преступления, что бы отделить ваши следы от следов преступника. – Важно закончил он.
Пока Николай занимался девочками в библиотеку, вошли Феся и Марыся, кто-то дал им указание, принести тазик, кувшин с теплой водой, щетку, мыло и полотенца. Горничные разместили все это на маленьком столике подле дверей и остались смотреть, на чудачества господ.
Процедура эта оказалась затяжной, Николай ушел в свою работу, девочки притихли, когда с Ирой закончили, она помыла руки и присела на диван, наблюдая за тем, как снимают отпечатки у Лизы. Семен Михайлович отошел к книжным шкафам, сняв с полки книгу, рассеяно ее листал, тетя сидела все в том же кресле у стола, задумчиво уставившись невидящим взглядом в одну точку, Георгий Федорович мерил шагами библиотеку, прохаживаясь вдоль окон, я стояла у крайнего окна, и смотрела на мертвый зимний сад. Никто не разговаривал.