И по делам твоим воздастся
Шрифт:
– Уж не спускался ли ты в эти ненадежные укрытия?
Восхищенное выражение его лица ответило само за себя.
– Там же опасно, насколько я знаю, в подземельях прячутся порой, жители Раковки спасаясь от погромов, я слышала о несчастных случаях, когда бедняг засыпало обвалами, сооружениям этим не одно столетие.
– Вот в этом и есть их прелесть, а подземелья Одессы? Официально считается, что они якобы были образованы добыванием камня, ракушника, для строительства города, но многие историки, склоняются к мысли, что одесские катакомбы куда старше города. – Моего друга явно несло в сторону, надо бы свернуть его на первоначальную тропу, поэтому я невпопад выдала:
– Знаешь, а моя тетушка, тоже считает, что в нашей стране сыновья, как правило, идут по стопам родителей.
Георгий моргнул, удивленно посмотрел на меня и понимающе улыбнулся:
–
– Ты был преподавателем университета, имел блестящие перспективы, что же тебя занесло сюда, так далеко от столицы?
Только, что оживленный Георгий, вдруг замкнулся, молчание затягивалось и я думала уже не получу ответ на свой вопрос, когда он заговорил.
– Слышала ли ты о студенческих волнениях?
– Ну, конечно, отказ многих студентов присягнуть нашему императору, все эти студенческие братства с радикальными взглядами, да что там говорить о студенческой забастовке начавшейся восьмого февраля в Петербургском университете не знает разве что глухой и слепой.
– Ты хорошо осведомлена.
– Не забывай мой отец – банкир, он считает, что даже самое ничтожное политическое колебание влияет на финансы, поэтому он всегда в курсе всех движений и меня научил держать нос по ветру. Неужели ты как-то связан со всем этим, ты же уже полгода живешь здесь, далеко от столицы?
– Все эти движения начались не сегодня, просто восьмого февраля случилось то, что стало горящей спичкой для бикфордова шнура, уже давно валявшегося рядом. В сентябре прошлого года в университете произошла неприятная история связанная нарушением университетского устава и запрещения студенческих объединений, одно такое объединение действовало в стенах университета. Могу поклясться, что мои студенты не были революционно настроены, не собирались свергать самодержавие, это было обыкновенное землячество, на собраниях обсуждались разные вопросы, от чисто практических, например как помочь нуждающемуся товарищу, до иногда и политических дискуссий.
– И ты участвовал в этих дискуссиях?
– Я присматривал за ними. Они молоды, они горячи, их легко втянуть в губительные авантюры, но руководство увидело во всем этом что-то значительно худшее. Нескольких моих студентов исключили, а мне Василий Иванович, наш ректор, по старой дружбе с отцом, он тоже историк, историк права, предложил добровольно подать прошение об отставке, если я послушаюсь его, обещал дать блестящие рекомендации в тот округ, который я выберу. Пришлось уйти из университета. Некоторое время я пожил на шее матушки, проведал сестру, она замужем, живет под Москвой. А потом получил письмо от Семена. Мы с ним товарищи еще по университету, только он учился на физико-математическом факультете. Семен мечтал стать горным инженером, его увлекала геология, отсюда и скрупулезность и увлечение химическими опытами, но у горных инженеров есть свои сыновья. Отец Семена, полицейский чиновник, ушел на пенсию, а свое место освободил для сына. Когда Семен узнал о моих злоключениях, предложил приехать к нему, работа в провинции не лучший выбор, но возможность переждать. К тому же история этих земель очень интересна и почти не изучена, я согласился. Василий Иванович, как обещал, дал рекомендательное письмо на имя попечителя Киевского округа, и я занял место учителя латыни и древней истории в местной мужской гимназии. Вот, пожалуй, и вся моя биография.
В молчании мы подошли к гроту Калипсо, на правой стене рядом с входом высечено изречение на польском языке: "Zapomnij pamie'c pecha tutaj i zaakceptowa'c szcze'scia powyzej, je'sli sa zadowoleni, wiec by'c jeszcze szcze'sliwszy." Я перевела его вслух:
– «Забудь тут память о несчастье и прими счастье выше, если же ты счастливый, так будь ещё счастливее» говорят, эти слова принадлежат самому графу Станиславу Потоцкому, второе имя которого было: Щенсный, счастливый значит, не знаю, насколько он был счастливым человеком, но жену свою любил, наверно, больше жизни! Получить такой сказочный подарок, как подтверждение любви, это мечта каждой женщины, для Софии Константиновны, ставшей явью.
– Ты мечтаешь о таких грандиозных подарках, но я, к сожалению не магнат. – Последние слова Георгий произнес почти шепотом, он придвинулся ближе, поднял вуаль и мягко поцеловал меня в губы. Целоваться на февральском морозе не очень комфортно, сырой холодный воздух, колется тысячами иголочек, мы ограничились легким поцелуем и отстранились. Я опустила вуаль и недовольно
– Нет, таких грандиозных подарков я не ожидаю. Времена щедрых магнатов прошли, к сожалению. Так что, возвращаемся и будем приводить в действие твой план?
– Возвращаемся. Может, на обратной дороге ты расскажешь что-нибудь о себе, как ты, дочь одесского банкира, оказалась здесь? Почему вышла замуж так рано? Твои приемные дочери, сейчас в том же возрасте, но они кажутся совершенными детьми.
– Это не совсем так, Лиза, действительно еще совершенный ребенок, а вот Ира, много взрослее, это скорее характер, многие на всю жизнь остаются детьми, а некоторые, кажутся взрослыми с пеленок.
– Да ты философ оказывается.
– Немного философии не повредит, а замуж я так рано вышла, из-за Софи.
– Кто такая – Софи?
– Моя мачеха.
– Злая мачеха?
– Ну что ты, почему злая? Софи, хороший человек, тут все много сложнее. – Видно придется объяснить подробней. Я задумалась, и решила начать сначала, то есть с отца и матери. – Мои родители поженились по любви. Многих этот факт удивлял, но это так. Мой отец, как бы это сказать поточнее…. Мой отец – деловой человек, вот так будет правильно, деловой до мозга костей. Его родословная довольно необычна, мой прапрадед выкупил себя из крепостных у обедневшего хозяина, мой дед и мой отец за ним уже стали управляющими банками. А мама моя из семьи дворян с очень древней родословной, имена ее предков записаны на стенах Софии Киевской. Так что сам понимаешь, мамин отец был не в восторге от такого союза, мама хотела бежать, но папенька поступил как деловой человек, он пришел к дедушке и долго с ним разговаривал, никто не знает о чем, но после того разговора дед дал согласие. Мама даже получила хорошее приданное, оно дало возможность отцу стать совладельцем своего банка.
– Вот это настоящий деловой человек и часть его живет в тебе.
– Да уж живет. Во мне живут, кажется две части – с маминой стороны бунтари и хозяева жизни, толкают на какие-то авантюры, а со стороны папы, здравомыслящие, осторожные крестьяне, советуют взвесить все да не спешить. Мама с папой жили, душа в душу, как говорят, но здоровье мамочки было слабое, мы и в Одессу переехали с Киева из-за ее здоровья, но она все же умерла рано, мне, только десять лет было. – Горькие воспоминания захлестнули, слезы щипали глаза, но я сдержалась, не время плакать и продолжила рассказ. – Папа долго горевал, но время шло, оно лечит. Мне только исполнилось семнадцать, когда папа сообщил, что нашел новую жену и представил мне Софи. Если на маме он женился по любви то их женитьба с Софи чистый расчет, с обеих сторон, но расчет оказавшийся верным. София – блестящая женщина, именно блестящая и не иначе. Высокая, статная, белокурая, прекрасный густой волос, из которого можно сделать даже самую невероятную прическу, с чудесными серо-голубыми глазами, она похожа на греческих богинь с портретов флорентийских художников. Софи всегда выглядит идеально, в простом домашнем платье, в деловом английском костюме, в роскошном вечернем платье. Сам понимаешь, такая жена для банкира – это как символ успешности, отец же дал этому брильянту чудесную золотую оправу. К тому же она очень образована, ее отец, обедневший помещик, сделал один действительно прибыльный вклад, он дал прекрасное образование своим детям, брат Софи один из лучших киевских адвокатов, а она обучалась в лучшем женском образовательном учреждении – Смольном институте благородных девиц. Софи пишет мне пространные письма и сообщает обо всех новинках в моде, литературе, она выписывает множество журналов и переписывается с большим количеством подруг, в разных концах земного шара, у нее есть, даже, подруга в Нью-Йорке, раз в полгода присылающая ей объемное письмо с тамошней прессой. Когда мы познакомились с Софи, она окинула меня взглядом и радостно сообщила, – я, пытаясь скопировать глубокий голос мачехи с восторженными интонациями, процитировала: «Oh, ch'erie, tu es superbe, tr`es beau, nous allons priodenem mode, changer le style de cheveux, ce genre de tire-bouchon pour enfants, ouf! Et ce que nous trouvons le mari'e, tout d'Odessa sera dans l''etonnement!»^1. После такого заявления я остолбенела, но дело в том, что не только Софи, но и мой папенька, и мои дедушки, да вся родня имела свое собственное мнение о том, кто должен быть моим мужем. У всех были свои представления о моем счастье. – Я подняла глаза на Георгия и заметила, что тот едва сдерживает смех, но он подавил глупую улыбку и спросил: