И по делам твоим воздастся
Шрифт:
– Вы родились год Тигр, хороший знак, но все время попадать в неожиданность. – Он улыбнулся и добавил, - неожиданность сама вас находить.
Что ж очевидно он имел в виду неприятности. А шкатулка сейчас стояла на моем туалетном столике.
Пока я отдавалась личным воспоминаниям, все остальные уже пришли в себя. Семен Михайлович, вежливо поддержав меня под ручку, отодвинул в сторону. Вошел в приемную. Так же вежливо взял под ручку Рахиль, та остолбенев от неожиданности, позволила усадить себя в кресло. После чего, Семен Михайлович, не произнеся ни слова, налил в стакан воды из графина, стоявшего
– Уважаемая Рахиль Лейбовна, успокойтесь, пожалуйста, стена не сломалась, она просто открылась, как видите это потайная дверь. – И продолжил, обращаясь к своему молодому помощнику, – а Вы чего уставились Николай, несите фотоаппарат.
Парень в очках, без лишних слов развернулся и принялся вновь вынимать и раскладывать аппарат, оказавшийся весьма недешевым Cartridge Kodak № 5, всего как год, поступивший в продажу. Я разбиралась в этом благодаря мужу, выписывавшему всевозможные журналы о технике, в том числе журнал «Фотограф любитель», этот журнал нравился и мне, потому, что в нем, кроме рекламы да нудных статей о непонятных открытиях, печатали интересные фоторепортажи. Сомневаюсь, что бы полицейское начальство было так щедро, скорее увлекающийся всем новым в сыскном деле Семен Михайлович истратил на это новшество собственные деньги.
Георгий Федорович, в это время, вооружившись лупой, внимательно осматривал боковые панели шкафа, сверху донизу.
Я подняла свой ридикюль и собиралась тихонько отойти к креслу, не хотелось мешать нашим сыщикам, но Семен Михайлович обернулся ко мне, внимательно окинув взглядом, спросил:
– Может, припомните, Анастасия Павловна, на что это вы нажали, отворив сию потайную дверь? – при этом он так красноречиво уставился на мою грудь, что я почувствовала, как краснею вся, наверно даже пальцы на ногах покраснели. Вот нахал!
– Коленом кажется что-то задела, Семен Михайлович.
– Но дальше объяснять ничего не пришлось, потому, что дверь вдруг снова задвигалась и стала закрываться, раздался щелчок фотоаппарата, блеснула ослепительная вспышка. Георгий Федорович отступив назад, задумчиво смотрел на закрывшуюся потайную дверь. Оглянулся на меня. Подбадривающее улыбнулся. Подошел к полкам, нагнулся и нажал на корешок первой книги третьей полки снизу. Дверь снова, бесшумно, открылась.
Рахиль Лейбовна, совершенно успокоившись, сидела в кресле, чинно сложив руки на коленях, уставившись на кадку с жалкой усохшей пальмой, весь вид ее говорил: ничто меня уже не удивит, даже если эта пальма вдруг зацветет майским цветом, я и глазом не моргну.
Георгий Федорович с Семеном Михайловичем очередной раз уединились у окна, о чем-то совещаясь, Николай, сфотографировав дверь со всех сторон, осторожно прятал дорогой аппарат в специальные ящики, а я топталась на месте, не зная, куда себя деть.
Посовещавшись, Семен Михайлович вернулся в комнату Рахиль, а Георгий подошел ко мне, легонько тронув меня за руку, указал на стул у стены в маленькой приемной. Я, не сопротивляясь, прошла в кабинет помощницы управляющей и присела на краешек стула. Семен Михайлович прокашлялся и приступил к допросу:
–
Бедная женщина, только беспомощно подняла глаза, очевидно события сегодняшнего дня совершенно ее добили. Я поспешила прийти на выручку.
– Насколько знаю, попечительский совет с помощью городской управы выкупил этот дом лет пятнадцать назад у наследников адвоката Давида Бабича. Они все выехали в Америку, а имущество, которое не смогли увезти распродали.
Семен Михайлович только вздохнул, я, кажется, стала его раздражать, и перевел взгляд на помощницу управляющей, та только утвердительно кивнула.
– А по каким делам специализировался адвокат? – этот вопрос задал Георгий Федорович. Тут я растерялась.
– Даже не представляю – и перевела взгляд на Рахиль.
Она закатила глаза, тяжело вздохнула и ответила слабым голосом:
– Семейными тяжбами. Старик пользовался большим уважением, за умение уладить самые щекотливые вопросы.
– Ну что ж тогда понятно – задумчиво протянул Георгий.
– Что понятно? – не удержалась я. – Какое отношение давно умерший человек имеет к этому – не находя нужных слов, нервно выпалила: – вот к этому всему!
– Самое прямое, уважаемая Анастасия Павловна, самое прямое. – С уже знакомой мне, ироничной улыбкой ответил Георгий. – Для адвоката, занимающегося семейными тяжбами подобная потайная дверь, почти необходимость. А скажите Рахиль Лейбовна, перед тем как приют переехал сюда, наверно делали ремонт? Как выглядели эти комнаты при жизни уважаемого господина Бабича?
Помощница управляющей, спокойно и обстоятельно ответила, очевидно, этот вопрос касался ее прямых обязанностей, вернул, так сказать, в привычную колею.
– Я тогда только стала помощницей управляющей, это такая ответственность, знаете ли, Ева Адамовна очень строга, надо было соответствовать, знаете ли… Дом конечно переделывали под нужды приюта. Кое-где пришлось двери замуровывать, где-то делать новый вход, пристроили флигель… – она задумалась, потом, вспомнив вопрос, продолжила, – при господине Бабиче там, где кабинет Евы Адамовны, был его кабинет. В спальне Евы Адамовны размещался кабинет секретаря, там были три двери, одна вела в общий коридор, дверь налево в кабинет хозяина, а дверь направо в большую приемную, где ожидали посетители. Эта комната была кабинетом помощника адвоката. При ремонте в секретарской, двери в коридор и в приемную замуровали, там сделали спаленку для Евы Адамовны, из приемной сделали залу для церемоний и выбили дверь из коридора, там теперь заседает попечительский совет и разные торжества проводим. А эту комнату не трогали. Она теперь моя.
И тут меня осенило:
– Что ж значит, потайную дверь сделали для того, что бы можно было незаметно выпустить посетителей, адвокатам по семейным делам часто приходится встречаться с обеими сторонами враждующей семьи, готовыми все волосы друг другу повыдирать. – Я вскочила и подбежала к большому французскому окну, занимавшему полстены – Рахиль Лейбовна, а скажите это окно всегда закрыто?
Она удивленно посмотрела на меня, но ответила:
– Всегда. Я не люблю холода, редко открываю его, разве в жаркие июльские дни.