И по делам твоим воздастся
Шрифт:
Окно имело замок как у двери, наверно сюда и выходили тайные посетители. Сейчас оно было крепко заперто. Меня и впрямь несло, потому, что новая догадка, заставила снова обернутся к Рахиль:
– Вы не знали о потайной двери?
– Нет, конечно, откуда, мы ею не пользовались. – Она, казалось, даже возмутилась подобным предположением. – Мы же не семейные адвокаты, нам скрывать нечего.
– Вот, я заметила, что двери, открывались почти бесшумно, петли, верно, кто-то смазал. А не было ли у Евы Адамовны необычных посетителей?
– Да вот, вы давеча нас посетили, уважаемая Анастасия Павловна. – Ехидно отвечала
– А, вы позвольте, тут сидите каждый день, может это вы уважаемая Рахиль Лейбовна, позаботились о том, чтобы дверь не скрипела? Теперь уже от злости задохнулась она.
– Что Вы такое говорите Анастасия Павловна, я чуть не умерла когда эта проклятая стена поехала!
– Я спросила о необычных посетителях, а я, и вы это прекрасно знаете, часто посещала приют и сколько могла, помогала Еве Адамовне в ее благородном деле.
Рахиль скривилась, казалось, слезы, вот-вот хлынут из глаз, но она все же взяла себя в руки. Спокойно, медленно, выделяя каждое слово паузой, ответила:
– Из тех посетителей, кто редко заглядывает сюда, были только госпожа Эшколь да госпожа Теличкина, и то не сказать, что бы неожиданно, Ева Адамовна постоянно рассылает, … ох, рассылала письма с просьбой о помощи, на двадцать писем хорошо, если откликнулись двое, так вот обе эти добросердечные пани, пришли, можно сказать, по просьбе, управляющей, а больше никого не помню, в последнее время. – Ответ меня не удивил, но разочаровал.
Я выдохлась. Николай стоял с открытым ртом. Георгий прятал глаза, а Семен Михайлович смотрел на меня в упор, покрасневший, злой, он нервно теребил свой, и так, почти развязавшийся галстук.
– Ну что ж Анастасия Павловна, как вижу, вы уже все выяснили? А теперь, думаю задерживать Вас, нам больше не стоит. Мы же завтра встретимся? – саркастично ухмыляясь, спросил он.
– Да, я помню.
– Вот и ладно, а сейчас с вашего позволения, Георгий Федорович вас проводит.
Георгий немедленно подскочил ко мне и почти выволок в коридор. Я не особо упиралась, понимая, что не на шутку разозлила доблестного сыщика. До входных дверей мы почти добежали, но пред ними я резко остановилась, оглянулась и, убедившись, что в коридоре пусто (воспитанницы ужинали, а городовой караулил дверь в кабинет) придержала Георгия.
– Гриша, он очень на меня зол? Я глупо себя вела, правда? – спросила, насколько могла, виновато.
– Настенька, ты неповторима! – он улыбнулся и легонько погладил меня по щеке. – Нет, вопросы были совсем не глупые, очень даже правильные, но пойми, Семен все же начальник, он занимает определенную должность и по должности ему положено задавать эти вопросы.
– Я понимаю, правда, завтра извинюсь.
– Лучше не надо, его пройдет, Семен отходчив, а ты ему нравишься, все будет хорошо
– Хотелось бы верить, - и тут до меня дошло, - а где моя шуба и шаль, не поеду же я в одном платье.
Пришлось Георгию возвращаться в кабинет за моими вещами. Через несколько минут выйдя за порог приюта, я увидела прямо напротив дверей свою старую колымагу. Ослушался все-таки Иван. Вот молодец, как бы это глупо не звучало, я была несказанно рада непослушанию своего работника.
Дома меня ждало, с нетерпением, все семейство. Я приехала страшно голодная и ужасно возбужденная, мои милые домочадцы уже отужинали и стояли надо мной как коршуны,
– Что-то ты не договариваешь, матушка, выспишься, а утром я зайду и что бы без утайки, поняла?
– Поняла тетушка, спокойной ночи, дорогая.
– Спокойной ночи, Настенька.
Даринка, буквально вытряхнула меня из платья, потому, что засыпала я на ходу. Но даже сквозь сон все время возвращалась к тому горячему поцелую, неслась куда-то, кружась в крепких объятьях, а издалека меня все кто-то звал:
– Настенька, Настенька, Настенька…
Глава 9
Я проснулась от яркого света и запаха кофе, моего любимого, по-варшавски. Ну конечно, тетушка, мучаясь нетерпением, велела Даринке принести кофе прямо в спальню, прекрасно понимая, что пред таким ароматом я не устою.
Еще чуточку поваляюсь, притворюсь спящей.
Мысленно перенеслась в теплое летнее утро. Иногда, летом, я поднималась очень рано, умывалась прохладной водой, надевала самое простое утреннее платье и спускалась на кухню. Садилась за широкий кухонный стол и смотрела, как Галина колдует с кофе.
Сначала кофе мололи в маленькой кофейной мельнице. Потом две чайные ложки засыпали в медную турку, вливали немного воды и ставили на огнь, кухня наполнялась бодрящим ароматом, когда кофе первый раз поднималось пеной, Галина его снимала на минутку с огня, пена оседала, потом снова ставила на огонь, давала чуточку вскипеть и цедила горячий пенящийся кофе. Потом из печи вынимали горшочек с топленым молоком, тетя любила, что бы молочную пенку опускали на дно кофейной кружки, я же любила без пенки. Галина наливала в чистую турку процеженный кофе, добавляла топленого молочка, чуть больше чем кофе, сахару три кусочка, как я любила и снова кипятила, только шапка пены появлялась над туркой, она переливала кипящий напиток в чашку быстро взбивала венчиком и ставила передо мной. Потом принималась за кофе для месье, в горячий процеженный напиток бросала щепотку соли, два кусочка сахара и чайную ложку кофейного ликера. Все эти процедуры Галина проделывала очень проворно не переставая болтать, за несколько минут я узнавала все сплетни из деревни, о чем говорят слуги в соседнем поместье и выслушать жалобы на недобросовестных торговцев, продающих плохой кофе. Только в кружку для месье опускался ликер, он сам входил на кухню, для меня было большой загадкой, каким-таким чувством наш воспитатель угадывает нужный момент.
Мы все втроем, по моему молчаливому согласию, садились за стол, намазывали только что испеченные булочки маслом и запивали все это лучшим в мире кофе. За окном щебетали птицы, шумели деревья, приветствуя друг друга с добрым утром, а мы сидели в благословенном молчании, наслаждаясь короткими минутами покоя. Кстати только наша кухарка, по мнению моего мужа, пила правильный кофе, крепкий, черный, без сахара.
И вот сейчас, мою спальню наполнял дразнящий аромат. Тетушка, нарочно, громким голосом давала указания Даринке: