И приведут дороги
Шрифт:
– Она правда хранит тебя? – спросила я, вспомнив их разговор с Миролюбом. – Поэтому ты говорил перед судом, что не умрешь?
Альгидрас медленно кивнул.
– Я буду жив, пока нужен Святыне. Особенно теперь, когда надо мной провели еще один обряд, запечатав в нее мою судьбу.
– Ты прямо весь в обрядах, – фыркнула я, не удержавшись.
– Это не то, над чем стоит смеяться, – откликнулся Альгидрас.
Впрочем, мне не стало неловко. Он же мои нежные чувства не щадит. С чего я должна?
– Кто проводит все эти обряды?
Альгидрас
– Последний, с передачей меня Святыне навечно, провел мой… – он немного помолчал, словно подбирая определение, – брат.
Я вскинула бровь.
– Это не родство, – быстро добавил Альгидрас. – Братство. Он старейшина Савойского монастыря.
– Стар, мудр и всесилен?
Альгидрас с недоумением посмотрел на меня.
– Ну, судя по тому, что это произошло недавно… После получения свитка, так ведь? Выходит, он это сделал на расстоянии. Значит, всесилен. Старейшина монастыря – значит, стар. Ну а мудр… Наверное, в этом мире так долго только мудрые и могут прожить, – закончила я.
– Ты очень интересно думаешь, – почти с восхищением произнес Альгидрас. – О каждой малости.
Я улыбнулась, польщенная его похвалой.
– Не пойму только, как у тебя все в конце неправильно выходит?
Я моргнула.
– Поясни!
Альгидрас снова усмехнулся:
– Алвару двадцать четыре весны. Он ровесник княжича. Запечатал мою судьбу он обрядом, силу для которого берет в Святыне. Это смог бы любой Посвященный. Что же до мудрости… Не знаю. Не мне о том судить.
Смешно ему! Кто же виноват, что у них все вопреки логике?
– У него тоже есть Святыня? – спросила я, чтобы закрыть неловкую тему.
– В монастыре. Но можно сказать, что у него. Он служит своей Святыне так, как и я своей теперь.
– А в чем эта служба?
Альгидрас посмотрел в сторону и нехотя ответил:
– Она позовет, и я пойду. И сделаю все, что она скажет.
Мне сложно было представить силу, способную повелевать на таком уровне, но откуда-то же взялись назойливые мысли, вертевшиеся в моей голове в последние дни.
– Сколько всего Святынь?
– Славный вопрос. – Альгидрас весело щелкнул пальцами. – В монастыре нас учили, что главная Святыня одна – это Огонь в молельном зале Савойского монастыря. Он средоточие всего сущего. А хванский Шар был когда-то создан по его подобию и заряжен от него же. Но их должно быть больше. И я сейчас уже не знаю, главная ли Святыня Савойский огонь. Они, верно, равны между собой.
Альгидрас замолчал, задумчиво глядя поверх моего плеча, а я вдруг поняла, что он опять ушел от ответа.
– Так, про хванов мы выяснили, а что за обряд у кваров? Это ведь о нем говорил Миролюб? – напомнила я. – И какой обряд в монастыре?
– В монастыре были ежеутренние службы в молельном зале. Обряд, верно, проходили старейшины, но я тех обрядов не видел.
Он замолчал. Я подождала и поняла, что он снова пытается уйти от ответа.
– Хватит юлить! Ответь про
Альгидрас сцепил пальцы в замок и вывернул кисти, хрустнув суставами.
– Рука уже совсем не болит? – удивленно спросила я.
– Немного. На мне все быстро заживает. Чудо, да? – в его голосе прозвучал вызов.
– Святыня лечит? – пошутила я и опешила, когда он невозмутимо кивнул в ответ. – Ты хочешь сказать, что она заживляет твои раны? – с откровенным недоверием уточнила я.
– Она дает мне силы. Дальше тело само.
– С ума сойти, – пробормотала я и поняла, что испытываю желание отодвинуться от этого волшебного мальчика подальше.
Альгидрас рассмеялся так, словно услышал хорошую шутку.
– Знал бы, что правда так отворотит тебя от меня, рассказал бы сразу.
Я прислушалась к себе и вдруг поняла, что не отворотило. Он пугал меня, но отвращения не было. И желания убежать не было тоже – мимолетные реакции не в счет.
– Обряд! – напомнила я.
– Диво, что люди так мало думают об истинной сути обрядов. У нас все видели посвящение хванца просто перерождением мальчика в мужа. Но обряд намного глубже. Взойдя на ложе, ты становишься частью Святыни на время обряда, а она пронизывает тебя насквозь. Так бывает лишь однажды. А квары проводят обряды… другие. Нападая на деревню, они вырезают весь род.
Я постаралась не вздрогнуть. Голос Альгидраса звучал отстраненно и сухо, словно он читал лекцию. Я смотрела на лицо, знакомое до последней черточки, и боялась пропустить хоть слово, а еще молила, чтобы Радим и Злата как можно дольше пробыли в доме.
– Деревня – это род, даже если не все там одной крови. Хотя с годами всё равно все роднятся. Но они являются родом еще и по связи с местом. Понимаешь?
– Пока да.
Альгидрас удовлетворенно кивнул и продолжил:
– Их ведун выбирает добровольную жертву. У нас это был я. Потом, пока весь род гибнет, добровольная жертва уводится в обряд. Это… – Он помолчал, словно подыскивая слова. Сейчас его акцент усилился, хотя говорил он довольно медленно. – Я не могу хорошо объяснить. Он пускает кровь, что-то вливает в рот, что-то, от чего ты как будто чувствуешь все ярче, а потом… ты умираешь с каждым из своего рода. Видишь его агонию, чувствуешь боль, слышишь последние мысли. Ведун держит в тебе нож. В разрезе под сердцем. Через тебя протекает сила каждого из твоего рода, и она идет к ведуну. Я… я не могу рассказать понятней.
Только когда Альгидрас замолчал, я почувствовала, что руки затекли – так сильно я сцепила пальцы. Чувствуешь смерть и агонию каждого в роду… Слышишь последние мысли…
– Как же ты не сошел с ума? – прошептала я, даже не думая в тот миг о такте.
Альгидрас слегка раскачивался взад и вперед, словно следуя какому-то ритму из своих мыслей. После моего вопроса он медленно поднял взгляд от земли.
– Почему ты думаешь, что не сошел?
И мне стало очень неуютно под этим взглядом.