И пусть их будет много
Шрифт:
– Моей вины тут нет. Была у твоего супруга страсть - молоденькая деревенская девочка, смазливая дурочка, мечтающая подняться, стать хотя бы на время владычицей этих мест. Она думала, достаточно родить ребенка, и господин возьмет ее в замок, поселит в палаты, осыплет золотом да драгоценностями. Может, так бы оно и было. Но умерла она родами. Когда меня позвали - было поздно. Ребенок уже был давно мертв. Та самая нить, что в течение многих месяцев связывала его с матерью, обвилась вокруг шейки и задушила его в утробе. Я сумела извлечь его, но мать
– Откуда столько грехов у молоденькой девочки?
– Молодость не является порукой.
Жиббо замолчала, пораздумывала. Потом продолжила.
– Тебе нужно знать. Не господский это был сын. Мельника нашего, у которого жена да пятеро детей. Не стала я говорить этого господину. Не стала. Все равно ничего не изменить было. Но ты должна знать. Не будет у тебя от твоего супруга детей. Лежит на нем проклятие - мне не снять. Уже много лет лежит.
– Откуда?
– спросила Клементина.
– Он умен, обходителен и добр. Кто может так ненавидеть его?
Жиббо усмехнулась:
– Женщины мстительны. Их нельзя обижать.
*
Клементина стала в домике Жиббо частой гостьей.
Она выходила из ворот замка, когда два ее защитника не могли ее видеть, пробиралась по тропинке, ведущей вдоль реки до осинника, переходящего дальше в густой, смешанный лес. Ныряла в заросли, принимала левее, добиралась до большого старого дуба и, миновав небольшое озерцо, образованное несколькими, бьющими из земли, родниками, сворачивала направо, в самую глубь огромного лесного массива. Домик Жиббо располагался не так уж далеко от замка - получаса с лихвой хватало, чтобы добраться до него. Однако он был совершенно незаметен со стороны. Тот, кто не знал сюда дороги, ни за что не мог бы наткнуться на него случайно.
Клементина полюбила бывать здесь. Она являлась, усаживалась на низкий табурет рядом со старухой, смотрела, как та смешивает, соединяет в одном котле собранные ею цветы, травы и корешки.
Она наслаждалась ароматом, которым был напоен воздух в доме. Было что-то успокаивающее для Клементины в этой атмосфере, созданной паром, поднимающимся от висевшего над огнем котелка, и бесконечными заклинаниями, что шептала над ним старуха.
Глава 12. Первая победа
Шли дни. Клементина, наконец, окончательно оправившись от перенесенных испытаний, вернулась к счетам и книгам, чем привела в полное отчаянье Перье. Цифры занимали ее разум и не возмущали душу.
Клементина сверяла прошлогодние записи с записями более свежими, тщательно их анализировала. Управляющий всякий раз огорченно качал головой, но, не осмеливаясь перечить, подробнейшим образом отвечал на вопросы хозяйки.
Когда книги расходов и приходов были изучены от корки до корки, Клементина подумала, что пора вернуться к чтению литературы
Она полистала одну новеллу, другую, поняла: все эти романы и поэмы о любви между пастушками и ветреными их любовниками вновь развлекают ее. Тогда и вспомнила она о книге, чтение которой прервалось тем трагическим путешествием домой. Роман Оноре д'Юрфе "Астрея", который Клементина едва ли прочла тогда до половины, пролежал в ее комнате, рядом с ее постелью все то время, что она была больна.
Теперь, решив вернуться к роману снова, она взяла книгу в руки. Когда из нее выпал сложенный вчетверо листок, Клементина отчего-то вздрогнула, долго смотрела в смущении на валяющийся на полу белый прямоугольник, не решаясь поднять его и заглянуть внутрь.
Потом все-таки развернула листок. Прочла странное:
"Ц.Б.
– 1 уровень, лицом строго на запад, на высоте глаз, чуть выступающий камень. Нажать и повернуть по часовой стрелке.
Библиотека, греки, Платон. На стену за ним - до щелчка. Чтобы закрыть - повторить. Изнутри то же, что Ц.Б.
Ниже было написано: Надеюсь на вашу память. М."
Позвала Терезу. Спросила строго:
– Что это за листок?
Та долго молчала, соображала. Потом, вспомнив, заломила руки:
– Простите, госпожа! Это граф де Мориньер, уезжая, просил передать вам лично в руки. Но вы были в таком состоянии! Я положила письмо в книгу, чтобы не потерять. Да и запамятовала. Простите!
Клементина отпустила ее. Села на кровать, долго смотрела на ровные буквы, на изящную М в конце.
"Надеюсь на вашу память" - что это?
Мориньер хотел, чтобы она что-то вспомнила? Не забыла? Что?
Стала вспоминать. Прогулку, развалины, ход.
Его руки, голос. "Человек достоин сочувствия".
Библиотека. Что там в библиотеке?
Засунула записку за корсаж. Она жгла ей кожу. Достала, снова перечитала. Не выдержала, отправилась в библиотеку, нашла полку с Платоном.
Достала один том, другой. Положила на пол, к ногам. Присела, открыла, полистала. Несколько томов на латыни. Вздохнула - с латынью она не дружила. Впрочем, теперь это было неважно. Поднялась, заглянула вглубь полки. Внешне - ничего необычного. Дотронулась до стены, провела пальцами по поверхности, понажимала там, потом сям. В какой-то момент, - она не сразу поняла, что произошло, и на что именно она нажала, - что-то заскрежетало, щелкнуло, вся секция шкафа выдвинулась вперед, повернулась, освобождая проход.
Клементина испугалась, отшатнулась.
Долго стояла неподвижно, смотрела в темноту. Потом, успокоившись немного, выровняв дыхание, взяла в руки свечу, протиснулась в открывшийся ход. Посветила. Вниз уходила лестница. Она не решилась сразу идти. Вернулась в комнату, к шкафу. Всмотрелась внимательно в заднюю его стенку. Ничего. Ничего необычного. Опять поводила пальцами, нащупала легкую, внешне совершенно не заметную, трещину-стык. Ощупала подушечками пальцев.