И пусть весь мир под дождем
Шрифт:
– Упустила. Не порисовала где-нибудь, а нарисовала что-то.
– Это не одно и то же?
– Нет.
Сильвия сделала длинную затяжку, медленно выпустила дым вверх. Ветер тут же его подхватил и утащил за собой.
– Значит, я должна нарисовать ему что-то. Что?
– Это ты сама должна понять.
– Пока ничего не понимаю.
– Прислушаться. Нужно прислушаться к желанию Города.
– Но ведь не я, а ты – эксперт по коммуникациям с ним. Может, ты и прислушаешься тогда?
– Как
Сильвия поняла, что перегнула палку. В конце концов, обещала себе играть по правилам До, а ее опять не туда понесло.
– Извини, наверно, я – тупая. Объясни еще раз.
До рассказал тогда, что Городу нужны окна в другие миры, иначе он превратится в затхлый непроветриваемый чулан. И ничего хорошего в этом нет.
Рисунки До на стенах – это то, что лично он может сделать для города. Окна в его личный внутренний мир, в которые Город может заглянуть. Ведь они нарисованы на его стенах, на теле.
Но Город выбрал еще и Сильвию. «Нашептал мне про тебя» – так вот выразился До.
На вопрос Сильвии о способе нашептывания отмахнулся и пробормотал что-то непонятное про умение слышать стены.
Мол, услышал желание Города через его стены, когда увидел ту желтую картину в кофейне на углу 3-ей Северной и 7-й Западной.
– Вот и пришлось искать автора работы, то есть тебя. Объяснять то, что объяснить невозможно. Не думал, что будет так трудно.
– Уж извини, я с таким подходом впервые сталкиваюсь.
– Не веришь, значит? – усмехнулся До, – Тогда покеда. Сделал, что мог. Жаль, что ты оказалась непроходимой занудой.
Он повернулся спиной и почти уже растворился в ночи, но Сильвия успела в последний момент ухватить его за рукав.
– Постой, До.
– Чего еще?
– Я согласна.
До развернулся к ней. Снова налетел ветер, закружил вокруг них.
– Я согласна рисовать Городу окна.
– Ишь ты, – присвистнул До. – Поняла, значит.
– Тебе придется меня учить.
– Заметано.
Глава 3. Стены и окна
До сказал, что первым делом нужно выбрать стену. Для этого необходимо вообще научиться их слышать, чувствовать.
– Раньше я слушал так. Прижимался спиной к стене, закрывал глаза. И как будто бы по позвоночнику вверх поднималась… не знаю… информация. Раскрывалась где-то в области затылка и перед глазами начинали мелькать фрагменты. Они складывались как пазлы в общую картину. В сообщение от города.
– Круто. А что там бывает, в сообщении?
– Как объяснить-то… город как будто говорит, что именно он хочет узнать от тебя. Ты же художник, должна понимать такое.
– У меня по-другому. Я прислушиваюсь к себе, когда рисую. Как будто рисую внутри комнаты, которая внутри меня.
– Сделаешь так же и на стенке. Потом. А сейчас пока что найди свой способ слышать Город через его стены.
– Как это сделать?
– Походи по Городу, можно и днем, смотри на его стены. Только очень внимательно. Рассматривай их текстуру. Трогай. Гладь. Нюхай. Лизни языком, если захочется. Что-то обязательно сработает. Когда услышишь голос Города, ни с чем это не спутаешь.
И Сильвия начала изучать стены.
Оштукатуренные стены домов.
Кирпичную кладку заводских заборов.
Останки старой крепостной стены.
Круглые бревна двухэтажных деревянных домов на окраине.
Исписанный тэгами бетон трансформаторных подстанций и перекрытий моста.
Осыпающаяся известь церковной стены.
«Город, его стены, они – живые,» – говорил ей До. Она проводила пальцами по различным поверхностям стен, дотрагивалась до них ладонями, иногда прижималась спиной и затылком.
Стены молчали. Они оставались равнодушными к ее прикосновениям.
Что ж, имели полное право.
Наверное, трудно доверять людям. Ведь никто, кроме До, не считал их живыми.
Люди долбили их отбойным молотком, завешивали рекламой прокладок и чипсов. Разрисовывали уродливыми надписями, перекрывали слоями фасадной краски. На них прибивали таблички-указатели и справляли нужду.
Сильвия понимала их причины молчать.
Но все равно не останавливалась. Она сможет услышать Город. Ведь он сам ее позвал, если верить До.
Скоро она поняла, что больше всего ее привлекают старые кирпичные стены пятиэтажных домов на окраине. Заброшенные, давно расселенные дома. Под снос. Они сиротливо жались друг другу, повернувшись к городу пустыми проемами с выбитыми стеклами.
Торцевые стены – глухие, без окон. Им частично удалось освободиться от штукатурки, как будто стряхнули с себя ненужную шелуху и вздохнули с облегчением.
На одной из стен штукатурка местами сохранилась, но стоило ее задеть, и пласт тут же отваливался.
Сильвия прошлась вдоль стены, помогая ей скинуть шкуру. Нужно было только прикасаться ладонью, и толстый верхний слой отваливался сам, падая Сильвии под ноги.
А глазам открывалась прятавшаяся под ним годами кирпичная кладка.
Сильвия погладила бурые кирпичи, провела пальцем по серым дорожкам скреплявшего их цемента. Прижала к стенке ладонь, впитывая ее шероховатость, влагу, пыль.
И вдруг стена прогнулась под ее рукой, стала гибкой, пластичной. Как мокрая глина, пластилин, что-то такое. Ладонь проваливалась, проходила прямо вовнутрь стены. Сильвии стало не по себе, она отдернула руку.