И сколько раз бывали холода
Шрифт:
— Хулиган, сломаешь все! Прекрати сейчас же!
— Митька, чтоб я еще когда-нибудь с тобой….
— А мы вот еще повыше!
— Убью!!!
— Ничего себе дама обещает! — хохочет Митька и приседает в очередной раз.
Я уже готова завизжать от страха, или вцепиться в Митьку, но нельзя, ни за что нельзя отпускать эти железки, за которые держишься. Или я вылечу… куда вылечу? Куда меня отбросит та сила, что сейчас отрывает от земли?
…Мы вылезаем из лодочки, я колочу Митьку ладонью по спине, приговаривая: «Чтобы еще раз с тобой, уродом…» А он
— И больше не смей приходить! — визжит аттракционная тетка, — Милицию вызову…
Но Митька уже играет другую роль — джентльмена.
— А не пойти ли нам всем за мороженым? — любезно предлагает он, — Я плачу, господа!
В конце лета Митьку обязательно увозят — август они проводят с тетей Ниной в Пятигорске, у родных. Вернутся перед самой школой.
Этот месяц мы с Валькой живем тихо. Удивительно, как много мы молчим, когда остаемся вдвоем. С Валькой можно молчать, как наедине с собой, и думать о своем, и забывать, что он рядом.
Мы проводим дни — у него или у меня. Он так же охотно помогает мне в делах повседневных, как я ему. Мы собираем яблоки в нашем саду. А потом вместе с бабушкой сидим — и в три ножика, тоненько их нарезаем. Раньше дедушка расстилал газеты на крыше сарая, забирался, раскладывал яблочные дольки — сушить на солнце. После бабушка ссыпала их — коричневые, невесомые, в наволочки — на зимние компоты.
Валька не дает дедушке лезть на сарай.
— Петр Иванович, я сам….
…Вечерами мы сидим в саду на скамье. Я читаю вслух очередную книжку, цапнутую в библиотеке. «Землю Санникова», или «Королеву Марго», или «Тайну двух океанов».
Валька рисует.
Один раз, всего лишь раз он нарисовал меня.
Я стояла на качелях, на тех самых «Лодочках». Закинув голову, и смеясь — небу… В водопаде тех ярких бликов, без которых невозможно себе представить Валькины рисунки. Все летело — и мое белое платье, и руки, и волосы, и лодочка, и небо — навстречу. Красный, зеленый, синий, золотой — ликующий водопад, фейерверк цветов… Но я была — одна на тех качелях. Без Мити. Я — и небо…
Валька положил сырой еще альбомный листок поверх страниц, рассказывающих как граф Монте-Кристо испытывал на себе яды.
— На…
И я снова, как всегда, когда видела Валькины картины, испытала короткое, щемящее чувство тоски, что живу в этом, а не в том, его мире. Я хочу на эти качели, под этот водопад ярких и чистых цветов. Валька, нельзя быть волшебником наполовину! Забери меня туда…
Первые стихи
Осень разделяла нас. Мы учились в разных школах. И если ранняя осень — это почти лето: звезды астр в саду, огромные сахарные арбузы, и кукуруза — мы натираем початки маслом и солью и упиваемся ими, еще дымящимися; то приходит время, когда город все глубже и глубже погружается, увязает в непогоде. В холодном дожде, в сетке обнажившихся ветвей. И листва под ногами — уже не золотым, невесомым, шуршащим ковром — уже ржавая, темная, начинает гнить…
А потом какой-нибудь один
Вечером мы собираемся в кафе. Кофе в стаканах — слабый, почти прозрачный — но такой горячий. Пирожные — розовые цветы, зеленые листья — и вся зима впереди.
Валька чертит пальцем на салфетке — ему тоже тосклив грядущий ноябрь, нелюбимый наш месяц — нет уже ни красоты осени, нет еще и радости первого снега.
— Ну что? — спрашивает Митя, оглядывая загрустившее свое войско (а так вышло, что мы всегда считали его полководцем) — Идем сегодня на «Зорро»?
Или — на «Вокруг света за восемьдесят дней», или на «Юного Робин Гуда»…
— Да там же мальчишки, не пробиться…
Но мы пробираемся. Хоть какой-то фильм посмотрим все равно. Все-таки в городе два кинотеатра. И в одном из них — два зала. Синий и розовый. Медленно, волшебно меркнет там свет.
Но «Зорро» идет во Дворце культуры, и действительно, мальчишек — тьма. Давятся в очереди к маленькому окошку кассы, и мест всем явно не хватит.
Но невозможно не попасть — всего один сеанс, один день! И так страстно наше желание, что высшие силы слышат его, Митя возвращается с билетами.
…Плывут перед глазами рыжие степи далекой страны. Грациозный конь несёт героя в черном плаще и маске.
Вновь издалека
Конь принес седока….
И вот он тут
И новые подвиги его шпагу ждут….
Звучит песня, мелькают фамилии артистов, а мы уже дрожим от восторга, предвкушая. На глазах у испанца Диего убивают его друга, который должен стать губернатором далекого городка. Диего — лучший фехтовальщик Старого Света — будет мстить. Но друг перед смертью молит его о мире!
Хорошо! Диего сыграет роль новоиспеченного губернатора-дурачка, но в нужную минуту превратится в неуловимого Зорро. И берегись жестокий полковник Уэрта, покончивший с его другом!
И будет прекрасная Ортензия, и будут отчаяннейшие минуты, и бои на шпагах сразу со множеством противников, и будет смех героя. Потому что по жизни и можно идти так — смеясь в трудную минуту. Не смотря ни на что.
Выходить на улицу — больно. Ведь еще живешь там, с Зорро…
Мы возвращаемся назад почти ночью — мальчишки провожают меня до дома. Мы в шесть ног ворошим листья, и первые за всю жизнь стихи приходят ко мне.
Снова осень, и поздний костер –
Так высок, ненадежен и ярок,
Тишины и души разговор,
Утоляющий сердце подарок.
Ночь завесы пути убрала,
Ветер волен — от края до края,
И сырая парижская мгла
Нам огни зажигает, играя…
Все признания пьяных кафе,
Перебранка и нежность бульваров,
Кринолинов и лат не новей
Очертанья домов и кварталов,
Дальше, дальше… Арктических гор
Ледяные отроги и шпили,
И сияния чистый топор