И смех и грех, или Какая мука - воспитывать!
Шрифт:
— Чёрт, ещё и у Тайсона убирать, — вполне серьёзно нахмурилась Арина. — Скоро уже Иванушка заявится… с «годными парнями», — показала она кавычки пальцами.
Маргарита в ужасе округлила на сестру глаза и в панике полезла в карман домашнего костюма. Вытащила айфон, которые перед расставанием им опекун всё-таки вернул, активировала экран.
— Уже почти пять! Мне нужно в училище! Ариш, убери сегодня сама, а? А в следующий раз — я.
— Ага. Нашла идиотку. Давай быстро вместе.
— Да я ещё хотела перед просмотром немного размяться.
Арина вздохнула и опустила плечи.
— Ладно. Но ты убираешь сад.
— Чего? Опять? — отскочила прыжком испуганной кошки Маргарита. — Мамы нет, Йурега нет, а листья всё равно убирать? Да пошли они!
— Я-то что, а вот Иванушка точно заставит.
— Ладно, — полная горя, покачала головой балерина. — Я уберу листья в саду.
И сестры разошлись каждая по своим делам.
Вообще-то, вольер Тайсона мыли тем же аппаратом, что и машины, но Арина взяла ведро, тряпку и веник. Пользоваться этим пульверизатором, или как его там, она не умела. Метёлкой выгнала огромного Тайсона из вольера, и принялась за работу.
А Марго начала собираться в училище и только тут увидела, что старые пуанты не переживут даже сегодняшнее занятие. Новых у неё имелось несколько пар, но их она берегла для начала учебного года. Поэтому привычно взяла нитку с иголкой и принялась зашивать. Девчушка уже почти закончила, когда по коридору послышался тревожный, быстрый топот.
— Идём! — ворвалась в их комнату Арина. — Быстрей! — одним прыжком оказалась она рядом с сестрой и схватила за руку.
Та опешила настолько, что не могла вымолвить ни слова.
— Идём! Там… — махнула рукой на двор сестра. — Идём, покажу.
Лицо при этом у неё было такое, что Марго не медля, отложила пуанты и направилась за ней во двор.
Они быстро подбежали к вольеру.
Будку Тайсону сделали по материному спецзаказу на манер деревянной рубленой избы. Издалека она очень напоминала избушку на курьих ножках, только без самих ножек. Каждое бревно в диаметре составляло сантиметров двадцать, а то и больше. Довольно толстые брёвна. Да и сам кобель тоже не маленький.
Так вот сейчас одно из этих брёвен, почти по центру правой стенки будки высунулось из паза.
— Вот смотри, — ошарашено водила руками в воздухе вокруг будки Арина. — Я хотела её немного подвинуть, чтобы мусор выгрести, и надавила руками как-то так… — она показала, как приложила усилие к торцу бревна. — А потом оно поехало и… вот.
На высунувшемся участке виднелись продольные полозья, сделанные явно руками человека. Именно по ним деревяшка и выехала, как ящик из стола.
— И что теперь делать? — ломала пальцы Арина. — Я что-то сломала?
— А ну подожди, — двинулась к бревну Марго. — Давай до конца. — Она упёрлась руками в торец бревна.
Сестра помогла, и они вместе выдвигали брёвнышко до тех пор, пока то не упёрлось
Сёстры, не сговариваясь, принялись вращать бревно вокруг оси. В какой-то момент оно соскочило, упало на пол вольера и откатилось к прутьям.
Девчонки ринулись к нему и подняли. Отпавшая часть оказалась довольно тяжелой, а внутри — полой и металлической. Брёвнышко под завязку было набито пухлыми пачками долларов, перетянутыми резинками и замотанными в плотный, прозрачный полиэтилен.
— На лабутенах нах и в охренительных штанах. На лабутенах нах и в охренительных штанах. — Василий Базин стоял под калиткой дома тёти Жанны, где сейчас обитал её сын и по совместительству его друг Иван Беспалов, курил Честерфилд и нетерпеливо топал ногой в ботинке с широкими рантами. Он ждал. Только что по телефону Бес обещал, что через пять минут будет.
— Ну-ну, — повёл глазами по безлюдному «сиротскому квартальчику» Базин, почесал «тыковку» и затянулся.
Они знали друг друга, сколько себя помнили. Можно сказать, выросли через забор. В то время их семейства жили в посёлке Кратово под Жуковским.
Правда, семьи были разными. Дед Ивана всю жизнь проработал пульмонологом в соседнем санатории, а дед Василия — обходчиком на железной дороге. Отсюда и перспективы, и судьбы, и потомки.
Но Василий не жаловался, и не завидовал. Иван никогда своей интеллигенцией не кичился и от пацанов не отгораживался. Так же как все вымазывался в лужах, пробовал курить, раздавал просто так фотки с авиасалона и приглашал к себе в Москву, куда забрала его мать, когда настала школьная пора.
Они расстались, но дружба осталась. Бес никогда не отказывал кинуть деньги на телефон, приютить после гулек с пивом по Москве, дать на опохмел и прикрыть перед матерью и подружкой — короче, дружить умел, и был своим парнем в доску. Василий любил говорить, что именно знакомство с Беспаловым сделало из него человека. Его старшему брату Сергею повезло меньше. Поэтому сейчас он «отдыхал» где-то в «санаторно-курортной» зоне отчуждения на севере бывшей Пермской области, на реке Чусовой, а места лишения свободы, где Сергей Валерьевич Базин по кличке «База» не побывал хотя бы транзитом, чувствовали мощнейший комплекс неполноценности.
Вася же выучился на шофера и последние два года ходил дальнобойщиком в рейсы. Иногда забирался очень далеко — в Томск, Красноярск. Побывал на Байкале. А что, молодой, здоровый, неженатый — знай, крути баранку да молоти цилиндрами. Дорога, она и есть дорога. Бездорожье, кстати, тоже.
— Любит наш народ всякое говно. Любит наш народ всякое говно, — бубнил себе под нос Вася песенку Сергея Шнурова, и в этот момент из-за поворота вырулила машина с «эгоистичным» дальним светом. — Твою мать, — прикрыл себе глаза Базин. — Бес — придурок, а то мне на трассе этого мало.