И смех и грех, или Какая мука - воспитывать!
Шрифт:
Беспалов тут же очень сильно испугался и разжал кисти — неужели обознался, и эта мартышка связалась ещё с кем-то.
— Он не виноват, — уже совсем тихо повторила девушка.
— Марго, — сделал к ней шаг и взял за руку Денис. — Ты… Ну, наконец-то! Почему не выходила из училища?
Маргарита тяжело вздохнула.
— Можно я поговорю со своим опекуном? — повернулась к подруге и посмотрела на Титова.
— Я жду тебя в квартире, — тут же прошла мимо с пакетом в руках и открыла входную дверь Верясова, за которой скрылась.
— Я
— Может, в квартиру? — посмотрела на парней виноватая-виноватая Марго. — В подъезде… холодно.
— Тогда давай покороче, — кивнул Беспалов.
— Эм… — набрала воздуха в грудь девушка и хотела что-то сказать.
Но не смогла.
Чуть потопталась, оглянулась по подъезду невидящим взглядом, опять сделала поглубже вдох и повернулась к Ивану.
И снова выдохнула молча.
— Марго, давай уже, а, — подбодрил её Ваня примирительным тоном.
— Не было… — она отвернулась в сторону, — никакой… беременности.
Есть такое выражение: «Как холодной водой окатили». У Ивана появилось ощущение, что его облили каким-то густым, прозрачным глицерином. Или липким, тягучим, вязким полиэтиленом. Почти жидким стеклом. Ему огромных усилий стоило моргнуть, пошевелить пальцем. А уж сказать слово — вообще нереально.
— Я… я хотела… сначала просто пошутить, — затараторила Рита. — Понимаешь, Лена… Елена Олеговна, у неё как-то забыли в кабинете тест, и она дала его своей подруге, и та им мужа напугала. Вот я у неё попросила… тоже… Она мне дала готовый тест, он три дня кажется годен, а потом… а потом я не смогла признаться, что пошутила и решила, ну… что типа… короче, упросила Елену, чтобы она тебе подтвердила. Сказала ей, что ты меня убьёшь.
Иван стоял с вытянувшимся лицом и всем телом за компанию. У него даже руки обвисли вдоль туловища и стали казаться длинными, как у обезьяны.
— Марго, ты… ты сумасшедшая? У тебя голова… Ты больна? — Беспалов не помнил, чтобы его так вышибало. Он лихорадочно вспоминал всё, что произошло за эту неделю, и понимал, что, действительно, нигде по документам и справкам не промелькнуло даже слово «беременность». Марго в училище сказала, что у неё преждевременные месячные, Алова это подтвердила и написала «Здорова» — всё. Занавес.
«А я повёлся…». — Он схватился за голову.
— Аферистка. Марго, ты же форменная аферистка! Неужели ты этого не понимаешь?
— А ты! Ты! — она как собака вытянула на него шею, того и гляди кинется и вцепился в горло. Марго хотела что-то сказать, но только лишь воровато оглянулась на Дениса, и Иван понял, что она вот-вот припомнит ему Арину.
«Не выдаёт нас. Молодец», — проскочило в мозгах.
— Марго… — уловил её внимание Денис.
— Дэн… — развернулась к нему девушка, — ты зря меня искал. Я… я тебя использовала, прости. Правда, прости. Я… думала, что если пересплю с тобой, то забуду вот его. — Она взялась за руку Ивана, не глядя на опекуна. —
Все замерли.
— Это всё из-за него. Он… им заболела такая дура, как я. А ты хороший… Ты лучший! Мне было с тобой хорошо, но… больше ничего не будет.
Воцарилась тишина, разбавляемая только еле слышными звуками голосов из квартиры.
— Это мы ещё посмотрим, — первым нарушил её Титов.
Глава 21 Длинношеее
— Стоять, сука! — не сильно, но ощутимо схватил он её за капюшон куртки, втолкнул в квартиру и приставил лицом к стене сразу же возле двери. Как заключённую.
Она еле-еле успела выставить вперёд ладони, чтобы не впечататься в поверхность носом, но быстро их опустила, замерла и притихла.
Он закрыл за ней входную дверь своей квартиры, повернулся и застыл, скрестив руки на груди и спрятав ладони в подмышках. Осмотрел гостью сзади. По-хозяйски так оценил, как новый владелец — только что купленную тачку.
Потом довольно нагло и грубо задрал ей сзади куртку с кофтой и, добравшись до обнаженной кожи, провёл руками по талии вперёд- назад.
Её тело было женским. Не девичьим, а именно женским. Он бы даже это и телом-то не назвал, скорее плотью. От неё и пахло, как от неодухотворённой ткани, лишенной интеллекта — чистым желанием. Тяжелой, созревшей, холёной похотью.
Запах ему понравился.
Так же, за капюшон, оторвал от стены и толкнул дальше в квартиру. Она пролетела до центра зала и остановилась примерно посередине.
Он кошачьей походкой хозяина вошел следом. Как хищник подкрался сзади и остановился очень близко. Замер.
Противоречия внутри кишели, толкались, множились и распирали. Он будто делал какую-то плановую, необходимую ошибку. Словно оступался и падал по расписанию, получал тот самый необходимый опыт, который сын ошибок трудных. На сто, на двести процентов зная, что неминуемо пожалеет, признавал, что именно в этом сожалении и нуждается. В раскаянии. Оно спасает от зудящей досады, что не решился сделать того, чего так хотелось и моглось.
Потянул ноздрями воздух и почувствовал запах парфюма её волос. Машинально поднял руку и достал из них заколку — «краба». Её светло-пшеничные, почти блондинистые, не очень густые локоны тут же упали ей на спину. Он отбросил вещицу на диван, собрал пряди в ладонь, намотал на кулак и потянул на себя. Она выгнулась.
— Ойкнешь, шевельнёшься — пять ударов, — проурчал на ухо. — И запомни, по заднице я не бью, только по спине. Столп-слово: «длинношеее».
Отпустил. Она выпрямилась, сделала шумный вдох и сглотнула.
Обошел вокруг, оглядывая невысокую женскую фигуру с ног до головы, как бы оценивая фронт работ. Остановился спереди и посмотрел сверху вниз на красивое лицо.
Настоящая русская красавица — «оленьи» глаза, брови дугой, пухлые губки, персиковый цвет идеальной кожи с обалденным румянцем.