И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ

Багдерина Светлана Анатольевна

 - Да ты не подумай, кум, я ведь не жалиться к тебе пришел, — спохватился смущенный Данила и стал вытаскивать из–за пазухи сложенный вчетверо потрепанный, местами прожженный лист самой дешевой бумаги, какую только можно было купить в Лукоморске. — Я ведь по делу.

 - Ну, так к столу иди, раз по делу, — и Граненыч с грохотом пододвинул к почти не видному из–под бумаг и карт столу тяжелый дубовый стул с вырезанным на изогнутой спинке государственным гербом [96].

 - Да стол–то мне и не надо… вроде… или как?.. ай, ладно, — махнул дрожащею рукой заробевший вдруг

перед родственником шорник и хлопнулся на предложенный стул — словно с крыши головой вниз бросился. — Вот, гляди, Митрофан…

 Он расправил свою бумажку поверх государственных документов секретной важности, и она на поверку оказалась корявым подобием чертежа то ли улья, то ли вертолета, то ли велосипедного насоса.

 - Это чего у тебя такое? — озадаченно нахмурился Граненыч.

 - Это не у меня, это зять мой Семен–кузнец придумал со товарищи. А называется сие явление… называется… — Данила подслеповато прищурился, разбирая неровные буквы, выведенные рукой, больше привыкшей к молоту, нежели к перу.

 - Называется оно «Паровой самострел каменными ли, железными ли ядрами на изрядное расстояние с большой разрушительно–поражающей силой, пробивающей бревенчатую стену наскрозь на едреную феню ко всем… ко всем… то есть, в… э–э–э…».

 Шорник замялся, сдавлено кашлянул в кулак пару раз, и поднял полный мольбы взгляд на кума:

 - Дальше три строчки совсем неразборчиво…

 - Бревенчатую стену?.. — только и смог задать вопрос князь перед лицом настолько полного технического описания изобретения.

 - Ага, — слегка расслабился и довольно кивнул Данила. — Когда он с дружками своими ету оружию испытывал, она у них кузню наскрозь прострелила — там теперь у них окно. В полуметре от земли. Хорошо хоть, что пустошь рядом — снаряд железный в нее зарылся аж на метру. А ежели бы изба чья была по соседству… Греха не обрались бы.

 - Прямо–таки насквозь? — недоверчиво прищурился и вытянул шею князь, разглядывая чумазую бумажку с новым уважением.

 - Наскрозь, — лихо рубанул ребром ладони воздух кум, — сам видел. То есть, просто на… то есть, ко всем… в смысле, в… э–э–э… ну, ты понял.

 - Ну–ка, ну–ка, — загорелись глаза у Митрохи. — давай–ка поподробнее. Что оно из себя такое? Что–то на чертежике на твоем он какой–то странный…

 - Самострел вот обычный знаешь? — с азартом принялся объяснять Данила.

 - Знаю, — уверенно кивнул Граненыч.

 Не далее, как полчаса назад он отдал распоряжение о ремонте старых пяти машин, напоминающих арбалет на колесах и стреляющих заостренными бревнами, и сооружении трех десятков новых машин, десять из них калибра более трехсот пятидесяти миллиметров, и все это в недельный срок. И сейчас уголком мозга, не занятого распределением гарнизона, раздумывал, не перестать ли делать у бревен–снарядов заостренные концы: сдавалось ему, что от бревна, жизнерадостно прыгающего по стану врага, пользы (то есть, вреда) будет больше, чем от такого же бревна, но угрюмо воткнувшегося в землю на месте приземления [97].

 - Ну, так он на обычный самострел совсем не похож, — заговорщицки оглянулся и понизил голос бывший шорник. — Семен говорит, что такого еще никто никогда до них не придумывал,

что они с парнями первые. И что для обороны города его оружия — как ложка к обеду. Короче, приходил бы ты сам, кум, сегодня, да посмотрел бы: ежели он тебе глянется, то к подходу Костеевой армии таких несколько штук понаделать бы можно было, и милого друга–то с оркестром встретить. А? Как ты?

 - Приеду, — не раздумывая, пообещал Митроха. — Сейчас они у тебя чем занимаются?

 - У себя в кузне ковыряются с железяками, наверное, чем же еще, — пожал плечами Гвоздев. — Поди, еще какой подвох костяному царю затевают. У них на это дело голова двадцать четыре часа в сутки хорошо работает, так пусть теперь лучше супостат от них пострадает, чем соседи.

 - Ну, так давай прямо сейчас к ним и заявимся, пока светло, — отложил карты в долгий ящик и убрал его в шкаф руководитель обороны Лукоморска.

 - А давай!.. — тюкнул кулаком по столу его кум.

 - Эй, Сашка! — гаркнул удивительным для такой тщедушной фигуры басом Граненыч, вызывая лакея. — Дежурную карету прикажи подать к главному входу через пятнадцать минут — мы в город на испытания, и заодно как продвигаются земляные работы поглядим! Засветло обратно не ждите!..

 

 

 

 Кузница зятя полковника Гвоздева располагалась на самой окраине Соловьевской слободы, более известной среди лукоморцев как Соловьевка, что между Соколовкой и Воробьевкой. Испокон веков селились в ней мастера по железу, меди, олову и прочим не слишком благородным, но жизненно необходимым, как и ее обитатели, металлам и сплавам.

 Семен Соловьев был потомственный кузнец в неизвестно каком колене, десятый и последний сын в семье. Если бы его предки бросили ковать и взяли на себя непосильный труд записать свою родословную, то Яриковичи, Синеусовичи и Труворовичи — три самых древних боярских рода Лукоморья, ведущие счисление срока своей службы государству от легендарных братьев–основателей Лукоморска — рядом с ними показались бы Иванами, не помнящими родства.

 В детстве Сёмка со товарищи — с сыновьями таких же мастеровых, как его отец и дядья, и по совместительству однофамильцами, как почти все жители Соловьевки — в свободное от учебы в кузне и воскресной школе время умудрялись творить соседям этакие каверзы, что их компанию иначе, как соловьи–разбойники, и не прозывали. Попавший в зону особого внимания озорников люд каждый день, как на работу, ходил жаловаться к родителям верховода — здоровяка Сёмки. Тому, естественно, влетало, но обычно как влетало, так и вылетало, и через день все повторялось сызнова.

 Когда Сёмке Соловьеву исполнилось, наконец, шестнадцать, и его энергия мощным нескончаемым потоком устремилась в другое русло [98], вся слобода от счастья беспробудно пила неделю.

 Теперь Семен был человеком солидным, женатым, со своей кузней, полной коллег и подмастерьев, но слободские нет–нет, да и припомнят полноценному члену общества его боевое прошлое.

 Некоторые даже со смехом [99].

 Таков был изобретатель парового самострела высокой поражающей силы, на порог мастерской которого сейчас ступили его тесть Данила и князь Граненыч.