И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ
Шрифт:
- Я же говорю — меч! — подтвердил дед Зимарь. — Вот и боярин Геннадий твой меч увидел, и подумал, что вы… эти… умруны. И решил вас тихой сапою извести, дело людям доброе сделать.
- Ну, с этим ничтожеством у нас отдельный разговор будет, — угрожающе прорычал Агафон при свежем напоминании об их встрече со скорпионом, быстро–быстро запихивая разбросанные пожитки в мешок. — Я ему все припомню — и скорпиона, и беду эту, и яйцо взрывающееся, когда не надо…
- Так ты все–таки… взял… его? — укоризненно уставился на него Иванушка.
- Ну, взял. Ну, и что.
Они спешили, как могли и прислушивались всю оставшуюся дорогу, но не было слышно ни едино звука, кроме ставшего уже привычным полета летучих мышей и капанья холодной горькой воды со стен. Беда сержанта Свиста не подавала признаков жизни.
В смысле, еще меньше, чем обычно.
Перед мысленным взором Иванушки вставал ледяной зал, покатый пол, беснующийся внизу скорпион, и он не знал, что ему делать — надеяться, что умруны и каменная тварь изничтожат друг друга, или мучаться угрызениями совести, что он послал людей, хоть в большинстве своем они и не совсем люди, на такую жуткую смерть.
Впрочем, делиться своими сомнениями с дедом Зимарем или Агафоном он не стал — он знал, что они скажут по поводу беды, скорпиона и, в случае волшебника, его умственных способностей, и поэтому просто молча продолжал свой путь, напряженно вглядываясь во мрак. Факел теперь нес старик, идущий третьим, чтобы яркий свет не слепил лукоморца. Пару раз, когда тому казалось, что в конце коридора светлело, дед Зимарь отворачивался и прикрывал собой огонь, чтобы впереди идущему было лучше видно, но всякий раз долгожданный выход оказывался не более чем желаемым, выдаваемым за действительное разнервничавшимся воображением царевича.
Настоящий свет и настоящий выход он увидел лишь на третий раз.
- Стойте! — воскликнул он, и все мгновенно остановились и замерли. — Там свет!
- Опять?
- Точно! Я уверен!
- Ну, наконец–то! Дед, бросай свой факел — пошли на небо глядеть!..
- Нет, постойте, — остановил их Иван. — Сначала пойду я. Надо проверить, нет ли там засады. Выходите только когда вас позову.
- А если не позовешь?
- Н–ну… — Иванушка на мгновение задумался над поставленным вопросом и, вздохнув, развел руками: — Лучше будет, если я вас позову.
- Да никого там нет, — махнул своим мешком чародей. — Следующая беда будет не раньше, чем через день.
- Ты не можешь полагаться на «авось»! Нашей экспедиции нужен волшебник!
- Ну, ладно… Только давай быстрей, — слегка польщенный маг прислонился к стене и приготовился ждать. — А то я уже не помню, как небо–то выглядит. Не знаю, как тебе, а мне этих пещер до конца жизни хватило.
Как Иван ни старался прищуриться, тусклый пасмурный закат резанул по отвыкшим глазам как бритва.
Он зажмурился, прикрыл глаза рукой, потер их и снова сделал попытку открыть.
Теперь было немного лучше.
Он оторвался от стены, медленно
Как и на той стороне прохода, тут от пещеры вела заросшая травой и молодыми деревцами дорога, похожая теперь больше на забытую тропку. Пологие склоны горы, на которой они очутились, поросли невысоким кривоватым редким лесом, что придавало горе вид неопрятный и неуютный. Зато впереди, справа и слева, насколько хватало глаз, кругом, одна из другой, прорастали уже другие, чистопородные горы — гордость своего племени: пониже — ровные, основательные, укутанные в хвойные леса, как боярин в шубу, и повыше — осыпанные снегом и с лысыми, убеленными ледниками макушками, преисполненные чувства собственного достоинства.
Слева от него из вечернего сумрака выставлялась безлесная гора с раздвоенной вершиной.
«Может, удастся найти ее на карте?» — пришла в голову Ивану идея, и он повернулся, чтобы позвать Агафона и старика и вздрогнул от неожиданности.
Прямо на него, с расстояния в несколько сантиметров, смотрели мертвые немигающие глаза.
Пятнадцать пар мертвых немигающих глаз, если быть точным.
И одна циничная, наглая и жестокая живая пара, слегка прищуривавшаяся от колючего ледяного ветра, чуть поодаль.
Черная стена тел ощетинилась железом и зашевелилась.
Круг вокруг него замкнулся.
- Вы… Я тут… вы корову мою не видали? — сглотнув сухим ртом и сделав большие невинные глаза, поинтересовался он у сержанта беды. — Серую. В желтых пятнах. Корову. Потерялась.
Было сто шансов из ста, что ему не поверят. Но попытаться стоило.
- Корову, — неприятно улыбнулся сержант. — Наверное, ты хочешь сказать, что ты пастух.
- П–пастух, — подтвердил Иванушка и для убедительности провел руками по своей одежде. — Из деревни.
- Оружие брось, — посоветовал ему сержант.
Иванушка взглянул ему в глаза и понял: если он сейчас хотя бы пошевелит мечом, его убьют. Если он сдастся, не исключено, что его тоже убьют. Но потом. И ради этого расстояния между «сейчас» и «потом», в несколько дней, или даже пусть в несколько часов стоило жить и стоило надеяться.
Он не мог погибнуть просто так.
На лбу выступила испарина.
«Интересно, как может на такой холодине быть так жарко?» — пришла и быстро прошмыгнула дальше удивленная мысль.
Негнущиеся пальцы усилием воли были разжаты, и меч упал ему под ноги.
Сержант, разглядев, что за меч был в руках его добычи, злобно покривился:
- А этим ты от волков отбиваешься, урод?
- И от волков тоже, — уточнил Иван. — А вы кого здесь ищете?
- Смотрите, ребята, он не знает, кого мы ищем! — расхохотался сержант смехом человека, которому в карман только что упали сто золотых, взмахами рук призывая своих солдат поддержать его веселье. — Он не догадывается!
- Но я не тот, кто вам нужен! Пропустите меня! — и он решительно шагнул в сторону от пещеры, прямо на шестоперы умрунов. Но стена не дрогнула и не расступилась.