И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ
Шрифт:
- Н–нет… — лицо Костея вытянулось, как вамаяссьский сарафан после стирки, и, казалось, он просто впал в ступор от такого поворота событий.
- Н–ну–к–ка, а так? — и она зашла ему в тыл и попыталась свернуть ему шею.
- Н–нет…
- А так?.. — дубовый стул обрушился на пошедшую кругом голову Костея.
- Н–нет…
- А так? — щипцами был принесен переливающийся жидким пламенем черно–красный уголек из камина и приложен к Костеевой груди рядом с таким же алым камнем на золотой цепи.
Одежда начала
- Н–нет…
- Хм… Тяжелый случай… — поскребла в венце Серафима. — А если в окошко выбросить? Что–нибудь сломается?
Этот вопрос поставил в тупик даже Костея.
- Н–нез–знаю… М–меня никто еще не выбрасывал в окошко…
- Подходи, — царевна решительно ухватила его за рукав и потянула в указанном направлении. — Решетку щас снимем. Какой тут у нас этаж?
- П–пятый… Но Елена!.. Что ты делаешь!.. Я не собираюсь прыгать ни в какое окно! — кажется, царь Костей потихоньку начал возвращаться в себя.
Серафима остановилась.
- Жаль. Хм–м–м… Что у нас остается? Из большого лука стрелять? Травить? Раздавить под прессом? А, во, точно! — и она завертела головой по сторонам. — У тебя тут чана с водой не найдется?
- Зачем?!..
- Попробуем прекратить доступ воздуха в организм, — с видом и авторитетом Великого Магистра на показательных выступлениях в собственной лаборатории пояснила раскрасневшаяся от усилий царевна.
- Но Елена!.. Елена!.. Елена!.. — Костей от растерянности и смятения не находил других слов. — Елена!.. Я теб… вас совсем не такой представлял!..
- Что?
Через пелену экспериментаторского духа до Серафимы, наконец, дошло, что она рискует выдать себя с головой и через это подвергнуть опасности ничего не подозревающих — пока — Ивана, царя, царицу и эту сухую мозоль Елену. Она поспешно отдернула руки от своего пояса, при помощи которого, за неимением под рукой воды, хотела проверить, не удастся ли прекратить доступ воздуха в организм более простым путем, и сделала вид, что просто хотела его поправить.
Маска снисходительного равнодушия с некоторым усилием согнала с лица испуг и разочарование.
- Извините, милейший, — слегка выпятив нижнюю губу, процедила царевна. — Кажется, я несколько увлеклась.
Ни дать, ни взять — светская львица всех королевских дворов Белого Света. Какие эксперименты? Вам показалось, милейший.
Но царя теперь было не сбить с толку.
- Я думал, что похищаю царицу, а вы… вы… Вы оказались самоуверенная… коварная… безжалостная…
Серафима почувствовала, как пол уходит у нее из–под ног в неизвестном направлении, не сказав последнего «прости».
Прощай, Иванушка…
Я не хотела…
- Вы не смеете так разговаривать с беззащитной девушкой!..
- Кажется, вы утомились, — Костей тоже попытался казаться безразличным, но продемонстрировал только то, что его не взяли бы даже в сельскую
И он сделал то, чего не делал никогда в жизни.
Он поклонился.
Впрочем, еще одну вещь, которую он тоже не делал никогда в жизни, он совершил еще несколько минут назад.
Костей влюбился.
Повинуясь приказу царя, угрюмые солдаты в черном проводили Серафиму такими же угрюмыми коридорами, только в сером, до места ее заключения — одной из многочисленных башен — кряжистых, массивных, уходящих в небо бастионов, построенных чтобы встретить и пережить не один десяток осад, землетрясений и, как минимум, парочку концов Белого Света в придачу.
По дороге царевна подвела краткие итоги первой встречи и пришла к неутешительному выводу, что ее похитил колдун, который, к тому же, бессмертен, что над Лукоморьем вообще и всеми ее родичами по линии Иванушки — в частности нависла страшная угроза, предотвратить которую она была не в силах, и что ни предупредить их, ни бежать отсюда невозможно.
Оставалось только отдаться на волю судьбы и ждать, что та уготовала для нее далее.
Ну, а раз так, то надо было постараться сделать так, чтобы ее краткое (она все еще надеялась) пребывание здесь запомнилось всем и надолго.
Особенно ее самозваному женишку.
Если это закончится плохо для нее — что ж.
Тем лучше.
В семнадцать лет все в глубине души знают, что они бессмертны, а проводить вечность в компании этого недокормленного царька ей отнюдь не улыбалось.
Поэтому тактику Серафима выбрала простую: помирать — так с музыкой.
Несколько идей на этот предмет у нее уже были, остальные должны были представиться по ходу действий.
Неизвестно, планировал ли Костей запугать свою пленницу, подавить волю к сопротивлению, убить всякую надежду на избавление, или просто не оставить под открытым небом, выбирая для нее эти палаты — серые, холодные и корявые, с закопченным, забывшим что такое огонь, камином, буйством паутинных кружев под высоким, но давящим своей серостью и корявостью потолком, и таким слоем пыли на антресолях единственного шкафа, что его можно было видеть, не вставая на стул.
Добился он только того, что раздражение царевны, и без того решившей идти вразнос, достигло того уровня, когда выбивает клапана, срывает манометры, а сам котел находят на центральной площади.
Причем соседнего города.
Взрыв произошел, когда она узнала, что охранять ее действительно поручено Змее, которая будет жить в смежной светлой комнате наверху с огромным, во всю стену, окном, хоть и незастекленным. И это при том, что на ее уровне — только три жалких, стесняющихся своего существования узеньких окошка–бойницы, и то два из них во двор.