И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ
Шрифт:
«Спасибо тебе, Елена, и за визит штукатура».
- …А, кстати, у нас еще остались межкомнатные двери, оконные рамы, и сами три комнаты, и дизайн у них должен быть разный, но гармонирующий… И мебель. Так… Пожалуй, начнем с портьер. Как насчет зеленого? Нет, еще зеленее… Еще чуть–чуть… Нет, в первый раз было лучше… Или лучше розовый?.. Нет, все–таки, давайте оставим зеленый, который был в третий раз… Нет, лучше в первый… Что с вами, вам плохо?
Лицо самого царя уже можно было использовать в качестве эталона цвета «зеленый номер раз». Он стоял, покачиваясь, бледно–зеленого оттенка,
- Д–да… — едва ворочая языком от усталости, проговорил Костей и навалился на сине–белую шелковую стену. — Н–наверное, съел… что–нибудь… Такое ощущение, будто лично вывернул весь Белый Свет… наизнанку…
- Это ничего, — многообещающе улыбнулась ему Серафима. — Вот поужинаем, и продолжим с комнатами и коридорами. У нас замечательно получается. Только вот…
- Что? — испуганно встрепенулся царь.
- Да нет, ничего… Просто мне пришло в голову, что в комнате обязательно должны быть ковры. Только я еще не придумала, какие. Давайте начнем с шатт–аль–шейхских с геометрическим рисунком, что–нибудь этакое, с кистями, ворсистое, но износоустойчивое… Нечто бежево–голубое я себе представляю, только в сиреневых тонах… Или красно–зеленое… Или желто–белое… Или серо–буро–малиновое… Нет. Что–то не так. Что–то мы не правильно делаем, а что — не могу понять. В голову ничего не идет абсолютно. Я вот все думаю, может мы в самом начале ошиблись? Может, зря мы от золотого отказались?.. Давайте попробуем вернуть все как было после морской волны…
- Нет!!!..
Костей, собрав последние силы, выскочил в коридор и захлопнул за собой дверь.
Ужин на одну персону молчаливый солдат в черном принес Серафиме в покои.
Осторожно понюхав горку склизкой перловки, выглядывающую из–под куска недожаренного мяса — царский ужин — царевна пришла к выводу, что если бы Костей хотел ее отравить, то специально добавлять что–либо в это меню у него не было бы необходимости. Но и терпеть голод у нее сил больше не было. Поэтому осторожно отъев ровно столько, сколько требовалось, чтобы притупить его и мысленно сделав в списке дел на завтра пометку напротив пункта «Казнить шеф–повара», она решила приступить к подробному осмотру места своего заточения.
Дверь в коридор, запертая снаружи на засов, не открывалась, но этого Серафима от нее и не ждала. Осторожно выглянув из окна, она пришла к выводу, что до земли тут метров двадцать и что при необходимости она сможет в него протиснуться. Если сильно выдохнет. И не будет до этого есть недели три. Простукивание стен тоже не принесло ничего утешительного — полное отсутствие потайных лестниц и скрытых переходов. Безобразие. Кто только строит такие замки. Чтоб их вот так же засадили когда–нибудь.
Возможно, тот факт, что проектировщик этого замка провел остаток своих дней — а конкретней, три тысячи двести четыре — запертый именно в этих покоях и пришедший экспериментальным путем точно к такому же выводу, слегка бы утешил безутешную царевну, но она об этом не знала.
Оставалась неисследованной только лестница наверх.
В покои Змиулании, или в змеюшник, как она
Царевна прислушалась: сверху не доносилось ни шороха, ни звука, но она почувствовала, что Змея была там. Слишком настороженной, и даже испуганной была тишина.
Ну, что ж.
Попытаем счастья еще раз.
Змея производила впечатление человека, с которым можно договориться. Одним врагом меньше — также хорошо, как одним союзником больше.
И Серафима решительно ступила на первую ступеньку и сразу поняла, с чего ей надо было начинать испытание Костея на прочность.
С новой пары обуви.
Змея наверху ее уже ждала. Она лежала на голом каменном полу, свернувшись вокруг хода, ведущего вниз, и все три пары желтых, светящихся в темноте глаз буравили полутемный проем.
- Ну, как прошел первый день? — задала она вопрос сразу же, как только голова Серафимы показалась на свет луны.
- Восхитительно, — раздраженно фыркнула царевна. — Все как ты говорила. Только кое–кто меня забыл предупредить о нескольких мелочах, вроде его бессмертия, его магии и его намерении покорить весь мир, начав с Лукоморья. И о его кровожадных планах в отношении моих родственников. А так — просто прекрасно. Замечательно. Чудесно. Я в экстазе.
Змея завозилась, отвела взгляды и хмуро отозвалась:
- Это все равно не имеет значения.
- Как это не имеет?! Что значит — не имеет?! Очень даже имеет!!! Послушай, ты, как там тебя… Змиулания. Ты что — с Луны свалилась? У тебя что, сроду не было никаких родных там всяких, любимых и просто друзей? Ты что, деревянная? А вот тебя бы на мое место — что бы ты тогда говорила и делала, а?!
- Мне и на своем месте хорошо, — насупилась Змея. — А до моих родственников тебе нет никакого дела! Как и мне — до твоих. Мне вообще ни до кого нет дела!
- Если бы тебе вообще ни до кого не было дела, ты бы выкрала Елену, как тебе заказывали, а не морочила головы всем! Змиулания, ну ты же не такая!
- Не какая еще это? — прищурилась Змея.
- Не такая злобная и бесчувственная, какой хочешь зачем–то казаться! Я же вижу! Да, я не могу сказать, что знаю про Змеев–Горынычей все, но то, что я знала, имеет с тобой очень мало общего! Чтобы не сказать, вообще ничего! Вот про кого сказки–то писать надо!
- Какие еще сказки? — даже в темноте по выражению морд Змиулании было видно, что если бы она решила наконец, у виска какой головы покрутить когтем, она бы покрутила.
- Хорошие! Со счастливым концом! Я видела голубей более кровожадных, чем ты! Какие общие дела могут быть у тебя с этим чахлым незадохликом? Скажи мне честно — ты любишь его, или просто уважаешь?
- Да я его ненавижу!!! — кипящим гейзером вырвалось у Змеи разъяренное трехголосое шипение.
От неожиданности Серафима отпрыгнула и чуть не споткнулась о ее хвост, но вовремя схватилась за змеиный гребень на боку и устояла.
- Смотри: ты не любишь и не уважаешь этого хорька с манией величия, но все же готова для него в лепешку расшибиться, — она цепко оглядела все три морды, на всякий случай пытаясь угадать, какую реакцию ей ждать на этот раз. — Что остается? Змиулания, ты его боишься…