И уйти в закат
Шрифт:
Стив решил, что если она это сделает, то он будет последним человеком, кто захочет ей об этом рассказать.
***
— Я правильно тебя поняла, брат?
— Да, сестра.
— Но мы ведь друг друга практически не знаем, и ты даже не доел ужин.
— Я же не говорю, что это должно произойти прямо сейчас и вообще именно этой ночью, сестра, — улыбнулся он. — Ты поживешь здесь, мы с тобой узнаем друг друга получше… Знаешь, я ведь совершенно не умею ухаживать. Обычно
— Так что же тебе еще надо? — удивилась я.
— Большего, — сказал он. — Мне нужен сын, но не от обычной женщины. Мне нужен сын от кого-то особенного.
— А если я на самом деле дьявольское отродье? — поинтересовалась я.
— Нет, — сказал он. — Я в это не верю.
Ему такого основания было достаточно, но мне-то нет.
— Понимаю, что, должно быть, ошарашил тебя этим известием, сестра, — сказал он. — Я не собирался на тебя давить. Просто я привык прямо говорить о том, чего я хочу.
И еще он привык это получать.
В какой-то момент я задумалась, а почему бы и нет? Остаться здесь, пожить в их общине, в конце концов, здесь совсем не плохо, по крайней мере, лучше, чем в бункере у ТАКС, где меня даже на свежий воздух не выпускали. Родить ему сына… В конце концов, мне уже за тридцать, часики тикают, а других вариантов-то и нет. Жить мирной жизнью, воспитывать ребенка и смотреть, как его отец захватывает мир. А потом — как они оба им правят, ведь судя по амбициям Питерса, на меньшее он не согласен.
Не может же он всю жизнь быть богом одной только Алабамы.
Пожалуй, лучших предложений у меня тогда не было.
Может быть, в этом и заключается его сюжет, подумала я. Или это только прелюдия к основному сюжету, история про становление нового мира, в котором группа «не таких, как все» подростков будет бороться с захватившей планету религиозной диктатурой. И если ТАКС не врет, и в этой истории действительно есть роль для меня, то, может быть, это роль королевы-матери. Холодной красавицы и злобной интриганки, которая будет строить коварные планы и всячески измываться над людьми. Или, наоборот, добродетельной матроны, которая будет пытаться удержать своего властного и попавшего под влияние отца сына от очередных бесчеловечных экспериментов и жестоких безумств.
— Завтра будет новый день, — сказала я Джеремайе Питерсу. — Я подумаю об этом завтра.
Глава 24
— Добро пожаловать домой, девочка Бобби. Мы все летаем тут внизу.
— А, Пенни, старый ты черт, — должно быть, после нескольких часов метаний по кровати мне наконец-то удалось уснуть. — Как ты тут без меня?
— Я же теперь всегда с тобой, девочка Бобби, ты что, забыла?
— Так ты подслушивал?
— Конечно. И мне нравится новый расклад. Если ты вдруг решишь родить ему сына, я дам тебе время. Я даже не буду забирать твое тело, может быть, я даже оставлю тебя в покое… Ненадолго. Ведь тело твоего сына гораздо
— Какие?
— Обширные. Представь, как я развернусь, если смогу внушать страх миллионам? Десяткам миллионов?
— Да, интересная перспектива, — сказала я. — А ты веришь, что он на самом деле бог?
— Какая разница, во что я верю? Вы все — пыль под моими клоунскими башмаками, что ты, что он, что все остальные людишки. Самый великий из вас для меня ничтожнее муравья. Я — единственный охотник в этом лесу, а вы — моя законная добыча. Вы — еда.
— Ну, мне почему-то кажется, что один раз ты уже подавился, — сказала я. — Не напомнишь, что тогда произошло?
— Лучше я буду терзать твою плоть, девочка Бобби, — сказал он, и его пальцы превратились в опасные бритвы. На одной из них мне даже удалось рассмотреть клеймо фирмы «золинген». — Как тебе такая перспектива?
— Дразниться нехорошо, — сказала я равнодушно. — Давай заключим сделку. Ты немного потерзаешь мою плоть, я для вида даже поорать могу, ну, чисто чтобы тебе приятно сделать, а потом ты свалишь куда-нибудь вниз по канализации и дашь мне спокойно поспать.
— Ты больше никогда не будешь спокойно спать, девочка Бобби.
— А ты себя точно не переоцениваешь, мальчик Пенни?
— Не называй меня так!
Его пальцы-лезвия вонзились в мою правую руку и принялись ее кромсать. Почему им всем так не нравится именно эта рука?
Боли я не чувствовала. То ли потому, что дело было во сне, а то ли потому, что после всех этих экзекуций в руке уже и вовсе нервных окончаний не осталось.
— Ай, — ровным голосом сказала я. — Ай, как же больно.
Он остановился.
— Твоя сила основана на страхе, — сказала я. — А я тебя не боюсь.
— Когда-то ты меня боялась, девочка Бобби.
Я попыталась пожать плечами, но распоряжаться своим телом в этом мире у меня все еще не особо получалось. Говорить я могла, видимо, эту возможность мне оставили, чтобы я могла орать, плакать и умолять, а вот возможность двигать конечностями у меня отобрали.
— Должно быть, я изменилась.
— Я найду твое уязвимое место, — пообещал он.
— Флаг тебе в руки, «катерпиллар» навстречу, — сказала я.
Он щелкнул уже обычными пальцами, и мы переместились в новую локацию.
Мы стояли посреди безжизненной пустыни, и выбеленные человеческие кости хрустели под его клоунскими башмаками. Должно быть, этим он хотел проиллюстрировать одну из ранее высказанных мыслей.
И хотя я уже не висела в воздухе, а стояла на земле… ну, в смысле, тоже на костях, пошевелиться мне все равно не удалось.
— Ты разграбил кладбище, Пенни? Знаешь, что по нашим законам полагается за вандализм?
— Это будущее твоего мира, — сказал он. — В будущем весь твой мир превратится в кладбище, и знаешь, кто будет в этом виноват?