И уйти в закат
Шрифт:
— А еще ты могла бы протереть пол, — сказала я Лизе. — А то я тут накапала.
— Конечно, сестра, — она метнулась в угол за шваброй и в два счета устранила все пятна, а потом прополоскала швабру под струей холодной воды.
Полицейских экспертов бы это не остановило, они бы все равно нашли следы крови, но я почему-то сомневалась, что тут в ближайшее время появится полиция. А если и появится, то явно не по поводу грязи в туалете.
Закончив с уборкой, Лиза уселась обратно на подоконник и открыла окно, через которое
— Давно ты здесь? — спросила я.
— Да всего-то полчаса.
— Не, я про другое. Давно ты в сек… в общине?
— Почти четыре года.
— И как тебе здешние порядки?
— Да нормально, — сказала она. — Я уже привыкла. Еда вкусная, работа не тяжелая, в школе особо не напрягают… Мы все здесь вообще-то из-за мамы. Пророк ее исцелил.
Похоже, что в Техасе все-таки были не подставные пациенты. Да и фокус с сидром и водой в стакане, который я не выпускала из рук, меня впечатлил.
— А что с ней было?
— Красная волчанка, — сказала Лиза. — Это аутоиммунное.
— А почему вы решили остаться здесь?
— Сначала мы решили вернуться домой, — сказала Лиза. — Но потом маме снова стало хуже. А когда она здесь, с ней все нормально. Потому что Пророк и есть источник ее здоровья. Когда все это выяснилось, мы продали дом во Фриско и переехали сюда.
— А деньги от продажи дома?
— Большая часть ушла на оплату добровольного взноса на содержание общины, — сказала Лиза. — Но знаешь, я думаю, это того стоило.
— Наверняка, — сказала я.
— А тебя как зовут? — невпопад спросила она.
— Боб.
— Как мальчика. У меня есть знакомый Боб.
— Это распространенное имя, — сказала я.
Финансовая составляющая не стала для меня неожиданностью. Это стандартная штука для такого рода сект — отобрать у новообращенного все, что у него есть, обратить это в пользу общины, а точнее — ее лидера. Тут, скорее, удивительно, что на уплату добровольного взноса ушла только часть суммы от продажи наверняка довольно недешевого дома в Сан-Франциско, а что-то они все же оставили семье.
С другой стороны, оно того стоило. Бывают такие случаи, когда здоровье ни за какие деньги не купишь, и если Питерс ей действительно помог… в смысле, помогает…
— А ты как сюда попала, Боб?
Я не стала ей рассказывать про двух мордоворотов, которые привезли меня в багажнике против моей воли. Лиза бы мне все равно не поверила, а даже если бы поверила, то и что с того? Ничего, кроме раздрая, это знание в ее жизнь не принесет.
Многие знания — частые мигрени.
— Я тоже пришла сюда за помощью, — сказала я.
Но у пророка ничего не получилось.
— Почему у тебя кровь?
— Неудачно упала с кровати, — сказала я.
— Скоро тебе станет лучше. Утренняя проповедь тебя исцелит.
— Угу, — сказала
К сожалению, в моем случае это не сработает. Интересно, что подумает Лиза, когда увидит меня завтра все с теми же синяками и кровоподтеками? Усомнится ли она в своем пророке или будет думать, что я падаю с кровати в промежутках между его целительными проповедями?
Скорее всего, она просто не будет этим заморачиваться.
Я прикинула в уме. Последняя на сегодня проповедь прозвучала уже после нашего совместного с Питерсом ужина, часов в одиннадцать. Утренняя будет в шесть. Днем промежутки между его обращениями к пастве еще меньше.
И каждый раз, помимо прочего, он говорит про здоровье.
Зачем он так частит? Может быть, дело не только в географической близости к источнику здоровья? Он и воду в сидр молча не мог превратить, так может быть дело как раз в том, что он говорит?
В словах, которые он произносит, и которые должны быть услышаны? В памяти сразу же всплыло три имени.
Фил.
Хэм.
Эми.
Они были творцами. Они могли менять реальность словом. Они могли делать странные вещи, но богами они все-таки не были. Может ли быть такое, что и Джеремайя — тоже творец? Творец, которому не нужна ни бумага, ни пишущая машинка, ни компьютер?
Может быть, его сила — в аудитории. Как он там говорил? «Я нужен им, а они нужны мне».
Поэтому рядом с ним всегда кто-то есть. Поэтому громкоговорители и постоянное бла-бла-бла.
Возможно, слово, сказанное им в одиночестве, останется простым колебанием воздуха. Артисту нужен зритель, писателю нужен читатель, вероятно, и в случае Питерса существует прямая зависимость.
Слишком много «может быть» и «возможно», Боб. Это зыбкая теория, но…
Но сила творцов на меня почему-то не действует, по крайней мере, напрямую. Только опосредованно.
Я попыталась вспомнить еще хоть какие-то подробности об этих троих, но у меня только голова еще сильнее заболела. Имена, внешность, род занятий — это пожалуйста, а вот сообразить, при каких обстоятельствах я с ними познакомилась у меня не получалось.
— У тебя все нормально? — спросила Лиза.
— А? Что?
— Ты вроде как зависла. Стоишь, смотришь в никуда…
— Я задумалась, — сказала я.
Допустим, Питерс не бог, но что это меняет? И вообще, в какой момент человек, обладающий могуществом, недоступным обычным людям, становится богом? Где та грань? Где точка невозврата?
Если он никогда не слышал о творцах, возможно, он на самом деле мнит себя сверхъестественным существом.
И если сила Питерса будет увеличиваться пропорционально росту его аудитории — ведь в общину прибывают все новые члены, да и по штатам он колесит не забавы ради — то так ли уж он неправ? Сегодня он превращает сидр в воду, а завтра сможет одной фразой реки осушать или горы двигать.