И век и миг... [Стихотворения и поэмы]

Исаев Егор Александрович

"Небо молю молитвой…"

Небо молю молитвой, Сердцем о колокол бьюсь — Будь ты вовек монолитной И нескончаемой, Русь. Ветра касаюсь губами, Плачу и радуюсь вновь. Журки летят — память. Утки летят — любовь.

Баллады

ЖАЛОБА КРЕСТА

1

Гляжу: нигде и никого окрест. И вдруг, невольно оглянувшись, замер: Из плах дубовых сотворённый крест Сошёл с холма и встал перед глазами. Клянусь, я разглядел лицо креста. И голос, голос — аж мороз по коже — Позвал меня: — Иди, иди сюда И прикоснись рукой ко мне, прохожий, И выслушай.

2

Отсюда в двух верстах Жил-был народ — Страдал, Любил, Работал И песни пел, Да так, что в нас, крестах, И то, бывало, просыпалось что-то От песен тех И, как зелёный ток, Просилось в жизнь из мёртвой древесины. И

нам хотелось развернуть листок И прошуметь берёзой иль осиной Хотя бы раз! И так из года в год: И жизнь — и смерть, И молодость — и старость… Но в чём-то разуверился народ, Ушёл с земли, А кладбище осталось. И стало дважды кладбищем. Пустырь В беспамятстве дичал и разрастался. Уже давно попадали кресты И пирамидки. Я один остался. И вот стою. Стою и в дождь, и в снег, И в час луны, И в час восхода солнца, И всё надеюсь: кто-нибудь из тех, Из деревенских, Всё-таки вернётся. Отстроится, Примнёт асфальтом грязь, Приложит руки к почве одичалой. Но только раз, Всего лишь только раз Пришёл один. И — бог ты мой! — сначала Открыл бутылку с помощью гвоздя И выпил всю. И стал безумно весел — Пел, как рыдал… А после, уходя, Свою фуражку на меня повесил. О, как я был фуражке этой рад. Какая-никакая, а забота. Шёл от сукна не запах — аромат, Да, аромат Жилья, Подворья, Пота… Казалось, дым над смятым козырьком От папиросы всё ещё дымился. Его к траве сносило ветерком… Мне даже, помню, сон потом приснился. Как будто я из этих скорбных мест Ушёл тайком, Как из дому уходят, Что я уже не надмогильный крест, А пугало в июльском огороде. Подсолнухи кругом, а не репьи. Стою, ни перед кем не понижаюсь, И вижу, как воришки-воробьи Геройских из себя изображают, Чирикают, разбойники… Но кот Уже, я вижу, Хитро к ним крадётся… А вот к ним девка вышла в огород, Весёлая, Похожая на солнце, И щиплет нежно сельдерей и лук, В пучки их вяжет ниткой-перевязкой, Кладёт в корзинку белую… И вдруг Холодный ветер Сбил с меня фуражку. И сон погас — Отпраздновал. Отцвёл. И я опять, как видишь, на погосте Стою один. Спасибо, что пришёл. И приходи Хозяином, не гостем.

3

И крест умолк, Замшелый, старый крест, И, показалось, отошёл к закату. Гляжу: нигде и никого окрест. А здесь моя любовь жила когда-то.

СОВЕСТЬ НА ДОРОГЕ

1

Нам не по курсу камерность и косность, Нам ни к чему трибунный гром и спесь, Есть километр, который прямо в космос Отважно устремляется, А есть… Есть и такой, который тут, под небом, Под этим синим, Рядом с бороздой, Из века в век Ходил к земле за хлебом И прозывался сыздавна верстой. Стожильный наш! Ходил и недалече, И далеко — По всей, По всей, По всей… Ох, сколько ж он тягла перекалечил! Ох, сколько ж он пообломал осей По всей стране!.. Треклятый на ухабах И бранно крытый посреди дождей… А было, помню, было: Наши бабы Входили в упряжь вместо лошадей И хлеб везли на станцию Для фронта, Для мужиков, что бились на войне… Я эту память прямо с горизонта Глазами взял. И до сих пор во мне Она болит, Не закрывает двери В живую даль неотболевших лет.

2

И вот стою, Стою — ногам не верю: Да тот ли это твёрдый километр, Который так везде и всюду ждали — И долгий век, И год, И каждый день — Вот эти все соломенные дали, Вся эта глушь российских деревень? И — дождались! Сквозь летний зной, Сквозь осень, Сквозь белые пустыни февраля Пролёг асфальт, Как праздник всем колёсам, — Газуй, шофёр, аж до ворот Кремля! Рули давай, полями и лугами Через леса, С моста лети на мост!..

3

И вдруг я вздрогнул — Космос под ногами: Хлеб на шоссе, как миллионы звёзд! Хлеб на шоссе, Как золото на чёрном, И не с каких-то высших там орбит, А из КамАЗов — Зёрна… Зёрна… Зёрна… Такое чувство, будто кто убит. Хлеб на шоссе! Овёс… Ячмень… Пшеница… Ну как такой разор остановить?! Течёт зерно!.. Чубы мелькают… Лица… И я кричу, чтоб волком не завыть: — Да это ж хлеб, товарищи! Негоже С ним так безбожно поступать в пути! А те чубы: — Ты кто такой хороший? — Я человек. — Тогда иди, иди… А я-то думал, поп какой в берете. Садись давай!.. Подброшу за трояк. — И с места — вжик! Один. Второй. И третий… А я?.. А я, как вопиющий знак, Чуть не дымлюсь от лекторского пыла, Машу руками возле полотна…

4

О, если б вдруг… О, если б можно было Достать дорогу с ладожского дна! Достать всю ту, Что

по льду шла, как в гору, Как солнце сквозь блокадное ушко, Вся в пятнах крови — Курсом на «Аврору» — Где днём с огнём, А где и с посошком На ощупь шла, не изменяя курсу, В голодный прорываясь Ленинград. Одно зерно В цене равнялось пульсу И капле крови в тысячу карат. Одно зерно! А тут их — миллионы Течёт и под колёсами хрустит… О, если б можно было, Если б можно — Да пусть милиция меня простит! — Я б ту дорогу накрутил, как вожжи, И, вознеся молитву небесам, По тем чубам, По лицам, как по рожам, По их пустым, Беспамятным глазам — Вот так и так!.. — Да где же ваша совесть? В каком таком застряла далеке?! — Витийствую.

5

А малость успокоясь, Гляжу: Старушка в пёстреньком платке Сметает зёрна веничком в совочек С дороги, — Как с артельского стола. Зовёт меня: — Иди сюда, сыночек, — И край мешка мне в две руки дала. — Не упускай, держи вот — Палец в палец. — И я, Как новобранец на плацу, Во фрунт стою. Стою и улыбаюсь Её рукам, Её глазам, Лицу. Стою и улыбаюсь… И она мне Даёт свой свет и ласковый уют. — Как вас зовут? — Марией Николавной. — А я подумал: совестью зовут.

СЛОВО ТЕЛЕГРАФНОМУ СТОЛБУ

Сосна, она, конечно — кто же спорит, — Сама себе собор в лесном соборе. Красавица! Топор и тот, бывало, В размашистом пылу лесоповала Впадал пред ней в лирическую робость: Срубить её — себя же кинуть в пропасть. А столб есть столб. В кругу таких же сосен Сосной он рос, но… срублен был, Отёсан И стал столбом. Причём столбом не просто, А телеграфным — заданного роста. И вот стоит Без варежек, Без шапки, Без ничего, Лишь провода в охапке. Весь на виду, Но для души, Для взгляда Уж вот как прост, что и глядеть не надо. Всем ясно: столб! И всё же, всё же, всё же, Прошу, ты подойди к нему, прохожий. А есть минута — обними, как друга, И приложи доверчивое ухо К его прямолинейной древесине. И ты услышишь — батюшки! — Россия, А то и вся — прибавь воображенья! — Страна Вблизи и в дальнем окруженье С огромным миром говорит о мире. — Да, я люблю тебя. Ты слышишь, милый? Люблю… Люблю… И тут же медным басом Металлургия на ухо Донбассу: — Угля давай!.. — А тот басовой медью В дорожный центр: — Вагонов мне немедля! — Как божий глас, не громыхнул, а грянул. А вот — Звезда полей звезду экрана Благодарит за яркое соседство. А вот — Как тонкий стебелёк из детства, Сквозь уголь, Сквозь металл, Сквозь сердце прямо — Ребячий голос: — Позовите маму… — Мам, это я, Серёжка, из Артека! Меня ты слышишь?.. И почти везде так: Несёт он слов огромное теченье По проводам обычного сеченья. Несёт Гольфстрим, Несёт и Куросио… А так, на глаз, не очень-то красивый, Обычный столб. Обтёсан. Обкорнован. Зато каким он смыслом коронован!

Короткие поэмы

МОИ ОСЕННИЕ ПОЛЯ

1

Мои осенние поля… Как пусто в них! Ни журавля, Ни аиста в холодном небе, Ни даже вздоха в них о хлебе, Давно сошедшем в закрома. И где-то там уже зима Готовит белую угрозу, И дни одной щекой к морозу Идут, снижая облака… И вот уж с вешалки рука Снимает плащ, и чья-то воля Из одного в другое поле Ведёт меня. Зачем? Куда? Какая странная звезда Сокрыта там, в седом тумане? И не видать её, а манит, Как донный вздох из камыша… У вот уже щемит душа Вот здесь, в груди, и там во поле, Как боль сама, как эхо боли, Чужая чья-то и своя — Зовёт, И я иду в поля.

2

Иду в осенние поля, Не рву рывком с плеча ружья, Не целюсь в бедного зайчишку: Пускай себе живёт, трусишка, Пускай бежит за горизонт И всё, что поле даст, грызёт. А я, Где пахотой, где пожней, Иду И в полдний час, И поздний В литых отцовских сапогах, Не тороплю усталый шаг, Души своей не тороплю И говорю себе: люблю. До слёз люблю я эту пору, Когда я сам под стать простору, Раскидан весь и окрылён, Как взрыв, И тут же взят в полон Тоской полей остро и хватко До узелка… Но вот загадка: куда иду? И почему? Пожал бы руку — но кому? Сказал бы слово — но о чём? Плечо бы чьё своим плечом Доукрепил… Да только жаль, Во все концы немая даль Крестом лежит сквозно и мглисто, И никого — ни тракториста, Ни конюха, ни овчара, Лишь я один, как и вчера. Один. Но мне не одиноко — Во мне самом идёт дорога Особой меты и длины — Дорога в память той войны И в сторону того омёта, Что словно кто открыл ворота Из августа в предзимний день, Стоит и отрицает тень.