И верь в сей ладан
Шрифт:
В квартире вкусно пахло едой. Мама была одета по-домашнему – в халате. Увидев перед собой букет, она просияла:
– О, мои любимые! Спасибо, мой хороший, дай я тебя обниму.
Данила вспомнил старую фотографию и, пожалуй, только сейчас, прижав маму к себе, обратил внимание на то, что она стала еще и как будто-то ниже ростом. «Господи, – подумал Данила, – наступит тот час, когда я не только больше не услышу ее, но и не смогу обнять».
– Это для дочери? Давай отнесу.
– Да, чтобы ей не было обидно. Держи. Они еще не пришли?
– Нет. Должны скоро, час назад созванивались, они выходили из дома.
– Полным составом?
– Без
– Правильно, нам больше достанется.
– Еще как достанется, гусь такой большой оказался, видать от души кормили. – Мама подала вешалку. – Ну, раздевайся, мой руки.
Квадратный стол был сервирован тарелками, вилками, ножами, стаканами, бокалами – всего на четыре персоны.
– Фрукты и салатик в холодильнике, я так понимаю? – спросил Данила, радостно потирая руки.
– И бутылка красного вина охлаждается там, – сказала мама, нежно глядя то на цветы, то на сына.
– Вау. А где гусь? Пахнет, а не видно.
– В духовке доходит. Сынуля, я пока быстро душ приму, а ты откроешь дверь, если я еще не выйду?
– Да, конечно, иди.
Оставшись один, Данила взял пульт и принялся переключать каналы телевизора. Мелькнули песни, новости, танцы, мультфильмы, черно-белый советский фильм, ток-шоу, глупая американская комедия, что-то про насекомых – ничего интересного. От нечего делать Данила приблизился к духовке, включил в ней внутренний свет. На противне кверху брюхом, окруженный золотистым картофелем, морковью и луком, красиво румянился гусь. Его ноги и крылья были стянуты ниткой, а из тушки выпирало сморщившиеся яблоко. Даже через закрытую дверцу отчетливо слышался дурманящий запах запекающейся птицы.
«Крылья такие длинные, – отчего то подумал Данила. – Большие и бесполезные. Домашние, вроде, не летают. Угодил ты, парень, в передрягу. Жил, никого не трогал, ел такой, спал, ходил взад-вперед, гоготал чего-то там, и вот такой финал…».
Внезапно Данила вспомнил вчерашний сон и сразу все опустошилось в груди, словно мигом вышел весь воздух, а сердце заколотилось с удвоенной силой, будто изнутри кто-то застучал; одновременно с этим потеплел и живот. «Опять? Двойник? Дубль? Или как там тебя еще?», – стараясь восстановить дыхание, подумал Данила.
Прошлой ночью ему приснилось какое-то темное помещение с большой клеткой, в которой сидел белоголовый орел. Поначалу он будто бы спал, но потом открыл глаза и принялся осматриваться, при этом Даниле показалось, что птица эта ему знакома. Орел издал жалобный крик и начал с трудом поворачиваться в клетке вокруг своей оси, то и дело просовывая голову между прутьев, как если бы хотел выбраться наружу. Клетка стала медленно раскачиваться, словно была подвешена на нитях. Видимо, не найдя выхода, орел принялся непрерывно кричать с надрывом и пытаться хлопать крыльями, хотя размеры клетки не позволяли им размахнуться полностью. Орел пришел в неистовство, и вот он сжимает мощными когтями прутья, кусает, стараясь разорвать их своим загнутым клювом, мотает головой, раскачивая клетку все больше и больше. Зрелище было поистине впечатляющим. Данила вспомнил, что до него даже доносился ветерок от буйства орла, а мелкие перья разлетались в стороны. В какой-то момент клетка сдается, срывается вниз, с грохотом падает наземь и ломается, а орел, выбравшись наконец, гордо посмотрел, показалось Даниле, прямо ему в душу, взмыл с победным криком и скрылся из виду…
Данила сглотнул. Гусь по-прежнему томился в духовке,
От таких мыслей Даниле сразу захотелось выпить. Мелодичная трель дверного звонка смахнула с Данилы налет меланхолии, на душе сразу стало легче и позитивней. Одновременно из ванной вышла мама и, со словами «Во, как я вовремя» открыла дверь.
На пороге стояла сестра с бутылкой белого вина в руке, а рядом довольный восемнадцатилетний племянник ростом под метр восемьдесят, на голову выше своей матери. Сергей был худощав, сестра же, напротив, располнела, поэтому рядом они смотрелись довольно комично. Данила не видел их уже с полгода и успел сильно соскучиться по ним.
После приветственного церемониала все прошли на кухню, где Данила вручил сестре букет:
– Держи, Светка, и ни в чем себе не отказывай.
Сестра искренне удивилась сюрпризу, на щеках выступил румянец.
– Ого, – сказала она, чмокнув брата. – Спасибо! В честь чего?
– Просто так.
– Даня, какой ты стал сердечный, заботливый, а ведь был хам хамом.
– Да не придумывай, – отмахнулся Данила. – Я всегда был хорошим, скажи, ма.
– Скажу!
Все расселись за столом, и под общий восторг мама достала из духовки противень с дымящимся гусем; аромат распространился на всю кухню. Данила исподлобья покосился на птицу, испытав к ней жалость.
Гусь оказался богатым на вкус, хотя мясо было жестковато, несмотря на десятичасовое маринование, как пояснила мама. Неожиданно Данила (еще совсем недавно подсознательно отождествивший себя с этой глупой птицей) принялся поедать мясо с особым, животным рвением, желая таким способом быстро и по возможности агрессивно, разделаться со своей никчемной жизнью, чтобы в кратчайшие сроки начать новую, осмысленную и стоящую, пока не поздно: как бы это не выглядело глупо, но в последнее время для него любая подобная чушь имела значение. Сестра и мама больше ели овощи, а племянник, осмелевший к совершеннолетию выпивать в открытую, с деловым видом сомелье дегустировал вино.
– Белое какое-то кислое, – морщась, сказал Сергей. – А вот красное куда приятней.
– Потому что белое – сухое, малолетний ты алкоголик, – пошутила сестра. – Подрастешь, поймешь.
Племянник, являясь типичным представителем молодежи, негромко парировал:
– Лол.
При этом выглядело все так, как если бы в тексте какой-нибудь пьесы стояла авторская ремарка – в сторону.
Наконец вдоволь наевшись, допив второй бокал вина и подавив отрыжку, Данила расположился к беседе.
– Ну что, Серега, как поживаешь? Поступил, значит, на платное. Юристом будешь?
– Ну да.
– Адвокатом или прокурором?
– Не знаю еще.
– Лично я, никогда не считал юриспруденцию, как и экономику, за науку. – Данила отпил апельсинового сока. – Психологию, кстати, тоже.
– Это почему? – удивился племянник.
– Потому что первые понапридумывали всякой всячины, что черт ногу сломит, тем самым себе работу обеспечили разруливать эти нагромождения, нужными себя сделали, хитрецы. А вторые вообще обман и надувательство громко назвали «экономический закон».