И восходит луна
Шрифт:
– Я думаю, я выпью успокоительного и полежу в комнате, - быстро сказала Грайс.
– Ладно, проваливай, - безразлично бросила Маделин. В ней будто бушевал прожорливый, не разделявший ничто живое вокруг на отдельных существ, голод до любви и физической нежности. И если ей отказывали в этом, она тут же теряла всякий интерес к происходящему.
Грайс было стыдно ее оставлять, хотя она и сама не знала, почему. Маделин с завидным упорством, с упрямством отличницы, уничтожала себя, и Грайс подумала, что она может умереть
Однако сейчас у Грайс не было сил выдерживать ее душную красоту. Ей хотелось лечь в кровать, накрыться одеялом с головой и забыть обо всем на свете.
Грайс думала, что ни за что не заснет, она даже не стала раздеваться, хотя будь Грайс лишь чуточку менее напряжена, никогда не простила бы себе такой вольности, как лечь в постель в одежде, в которой была на улице.
Укрывшись одеялом, Грайс лежала, не думая ни о чем. Кровавые картинки или навязчивые страхи не затапливали мысли, как стоило ожидать. Грайс уснула, сама этого не заметив.
Проснулась она от ощущения того, что кто-то смотрит на нее. Она не сразу сообразила, где она, как часто бывает, когда засыпаешь днем. Голова болела, под одеялом было душно. Откинув его, Грайс увидела Кайстофера. За окнами уже было темно.
– Здравствуй, - сказал он.
– Ты заболела?
– Нет, - сказала Грайс. Кайстофер кивнул. Он явно был озадачен тем, что Грайс спала вечером, в их постели и прямо в одежде. Это нарушало все его представления о вечерах, которые они проводили вместе.
– Ты долго здесь стоишь?
– спросила Грайс хриплым ото сна голосом.
– Полчаса, - ответил он.
Грайс поднялась с постели, не спеша умылась. Кайстофер явно был крайне озадачен. Интересно, как он справлялся с конъюктурными политическими решениями? Грайс не думала, что он волновался за нее до состояния остолбенения, однако, его определенно смутило ее состояние.
Когда Грайс вышла, он все еще стоял на том же месте, но теперь смотрел в окно. Она хотела сказать ему что-то, однако Кайстофер опередил ее.
– В данный момент происходит то, что называется еще семейным советом. Ты скажешься больной или хочешь присутствовать? Я приму любое твое решение.
Он говорил об этом так серьезно, будто они решали проблему переезда в другой город или аборта. Грайс даже опешила. Она сказала:
– Я не против семейных советов.
– Тогда давай спустимся в столовую.
У зеркала они оба замерли, приводя себя в порядок. У них были похожие движения - резковатые, нервные. Грайс вдруг улыбнулась Кайстоферу, поняв, что они похожи. Она вдруг испытала короткий, прохладный прилив нежности к тому, что было у них общего.
За длинным столом сейчас было пусто - никаких приборов, никакой еды, а жаль, Грайс с радостью бы поела.
Маделин сидела на коленях у Дайлана, в руке у нее был бокал вина. Она явно не трезвела с того самого
– Итак, друзья, - говорил Дайлан.
– Тем, кто уже знает, что такое семейный совет - не бойтесь, это ненадолго. Те же, кто еще не был на семейном совете - добро пожаловать в ад!
Лаис поднял руку:
– А мне обязательно присутствовать?
И неожиданно Кайстофер достал из кармана блокнот, открыл и сказал:
– Да. Для Аймили ты в списке значимых людей.
– Иными словами, в статусе ее вечной любви ты получаешь не только привилегии, - сказал Дайлан.
– Как и я?
– спросила Маделин.
– О, да, любовь моя.
Кайстофер сел во главу стола, Грайс заняла свое место рядом с ним. Атмосфера искрилась легким, почти смешным сумасшествием. Того и гляди начнется безумное чаепитие. Кайстофер сказал:
– Если я верно понимаю, председатель этого семейного совета - Олайви.
Олайви вскинула бровь.
– Надо же, кто-то об этом вспомнил, - голос у нее был красивый, грудной, спокойный. Она сказала:
– Передаю слово моему мужу. Моя забота председателя заключается в том, чтобы переводить его эмоциональные излияния на язык, понятный людям более рационального склада.
Олайви говорила странно, у нее был высокий слог, как в книгах, подкрепляемый театральной интонацией.
Ноар вдруг остановился как вкопанный, потом сказал:
– Да. Да. Точно.
Давным-давно Грайс не видела его таким. Он был не напуганный, а может даже наоборот - радостный, предвкушающий, но в то же время очень нервный. Грайс, в общем-то, видела его таким два раза. В детстве, когда его едва не сбил поезд, пока он пытался спасти привязанного к рельсам кота. И не кот волновал Ноара, его волновала опасность, волновала вероятность умереть. Второй раз Ноар был таким, когда в первый раз просил у нее денег. Глаза его горели, губы были плотно сжаты, будто он пытался не улыбнуться. Он тогда думал, что за ним будут охотиться.
В последующие их редкие встречи Ноар таким уже не был, его решили взять измором, и он был скучный, раздосадованный.
Но сейчас он выглядел почти счастливым.
– В Нэй-Йарке совершено еще четыре убийства. Убийц не четверо. Эти убийства совершены примерно в одно время. Все жертвы - культисты Дома Хаоса. Вашего дома, если вы помните. Ваша паства. И, кстати, послания все доходчивее. Мы с Грайс были названы выродками, не достойными жизни, грязными шлюхами, возлежащими с чудовищами и продолжающими их род, господствующий над человечеством. Это цитата.