И всюду слышен шепот тьмы

Моен Джой

– Я люблю тебя, Зоэ-Моник, и буду любить до последнего вздоха. Помни об этом, чтобы ни случилось.

– Почему ты говоришь так сейчас?

Сердце девушки трепетало, больно билось о ребра. Моник переживала за подругу, жива ли еще Арлетт? Верное ли предположение сделала она сама? И если да, то, как давно Сеголен властвует над телом подруги? Что на самом деле случилось с родителями Арлетт Пинар? Слова парня усилили тревогу, красивые слова – это прекрасно, но что делать, если у данного обещания истек срок годности два года назад?

– Судя по всему, то, что происходит сейчас – очень серьезно.

Я переживаю за тебя, только и всего. Грядет буря, а ее итог непредсказуем.

Пальцы Зоэ-Моник крепче сжали ткань куртки парня, есть ли у них шанс, отголосок надежды на победу над злом? Пусть только удастся остаться невредимыми, и тогда девушка во что бы то ни стало, узнает природу появления в Локронане Эрве, сделает все возможное, чтобы он продолжал быть рядом. Так они и стояли, обнявшись, пока не вернулся Беньямин, тяжело дыша, он сообщил новость, вселившую страх в каждого из них.

– Мы нашли ее. Арлетт на вашей ферме.

***

На территории фермы было тихо, ничто не указывало на присутствие чужака; всю дорогу до дома, Зоэ-Моник ожидала, что при приближении к Сеголен воздух начнет вибрировать, разразится гром, природа сойдет с ума, показывая – враг близко, но все было, как прежде, оставаясь лишь в воображении.

– Может быть, она уже ушла?

– Нет, я чую ее присутствие. Похоже, придется воспользоваться призывом духа. Сеголен непременно почувствует зов и явится, но нам нужен план. Времени на тренировку твоих теневых способностей нет, потому разбираемся с тем, что есть. Ты займешься ритуалом, твоя связь с Сеголен крепче, а я слетаю к Максансу, предупрежу короля и мигом обратно.

Ответил Беньямин на вопрос, озиравшейся по сторонам Зоэ-Моник Гобей, обнимавшей себя за плечи. Эрве сделал шаг по направлению к девушке и вдруг остановился, схватившись за ворот кофты, словно ткань душила его. Упав на колени в вымешанную колесами фиакра грязь, Дюшарм хватал ртом воздух, когда Моник вскрикнула, и тотчас присела рядом.

– Что случилось, Эрве? Это Сеголен??!

– Похоже, он просто перенервничал. Людские тела хрупкие, а нервы и вовсе ни к черту.

Прокомментировал Беньямин, когда Эрве согнулся к земле, держась за живот, и изверг горькую желчь вперемешку с остатками последней пищи. Кислый запах ударил в ноздри, но девушка и не поморщилась, поглаживая возлюбленного по спине, пока спазмы не прекратились. Эрве вытер рукавом рот, и сел, отклонившись на скрипнувший под его весом забор.

– Я в порядке. Прости.

– Думаю, тебе стоит прилечь, я отведу тебя в дом, а после займусь ритуалом.

– Нет! А если с тобой что-то случится, пока я валяюсь на кровати, я себе не прощу!

– В таком состоянии, ты лишь станешь обузой. Я вернусь прежде, чем Моник начнет грозить опасность. Я защищу ее, об этом можешь не волноваться. Давай руку, поднимайся, я помогу дойти до дома.

От досады Дюшарм проскрипел зубами, но принял руку помощи, вместе с Моник они определили парня в хозяйскую спальню. Зоэ-Моник собрала все необходимое, и вместе с Беньямином спустились в сад, расположив добытый провиант на ящики между айвовыми деревьями. Девушка бросила усталый взгляд на окна спальни, где сейчас находился ее возлюбленный и вздохнула. Беньямин Де Кольбер хотел было коснуться руки девушки,

чтобы успокоить, но передумал. Пусть лучше боится и будет осторожнее, внимательнее, чем расслабится, допустив ошибку.

– Не стану врать, что все пройдет гладко, но сделаю все возможное, чтобы с тобой ничего не случилось.

Моник слегка приподняла уголки губ, разложив три белые свечи перед собой, будто ей было просто необходимо чем-то занять дрожащие пальцы.

– Успеть бы до того, как появятся родители.

– Я позаботился об этом, подкинул им работы. Ах да, совсем забыл, еще кое-что...

Парень вытащил из внутреннего кармана длинного, пошитого на заказ дорогого пальто сверток и протянул Моник. В нерешительности, девушка взяла бумагу, но не развернула, вопросительно глядя на Бена.

– Твой договор с Эмильеном. Надо было отдать сразу, но ты была слишком потрясена...

– Как ты? Это сделали птицы??

Беньямин пожал плечами, загадочно улыбаясь, чем вызвал смущение, отразившееся на лице девушки алым цветом.

– Спасибо, Бен. Спасибо за то, что помогаешь, за все...

С мгновение вампир удерживал взгляд серо-зеленых глаз, в которых блестела благодарность и что-то еще, незнакомое таинство, пронзившее сердце Беньямина неуловимой стрелой. Откашлявшись, он поспешил удалиться в Астрал, оставив Моник одну с пахучими травами в руках.

Зоэ-Моник Гобей, как и было велено, рассыпала крупную соль вокруг места, где разместился импровизированный алтарь, на ящиках стояли три свечи, их пламя легонько подрагивало и трещало, а в середине на платке ожидала дальнейших действий куколка, отливающая медью. Девушка расплела пряди волос Сеголен из игрушки и переплела их с травами, смешав с подтаявшим воском, слепив собственную свечу. Моник надеялась, молилась, чтобы Беньямин успел вернуться из Астрала, когда двоюродная тетя появится, и подожгла от ближайшей свечи свою.

Сосредоточившись на мыслях о принцессе теней, помогая себе войти в некий транс монотонной мелодией, как делала это Элайн, девушка, будто оказалась одна посреди огромного поля, покачиваясь свободолюбивым колоском, и сознанием нащупала нить энергии Сеголен, потянула, а когда открыла глаза, то вскрикнула, чуть не выронив свечу. Перед ней шипели, скользя вокруг защитной соляной полосы, три старушки, слуги Сеголен. Чинно проплыла над землей в воздухе Анн-Мари Кревье, с застывшей на лице гримасой боли, зависнув на отдалении. Как такое возможно, что мать Дюшарма, которую Моник все это время считала живой, мертва, и к тому же является приспешницей зла? Знал ли об этом Эрве, и сколько еще призраков призвал ритуал?

До боли закусив нижнюю губу, Моник воззвала к той, кого искала. Сеголен, где ты? Сеголен...хватит скрываться за масками и слугами, покажись сама. Сеголен Дю Тревилль или мне называть тебя Сеголен Дюссо? Как только Зоэ-Моник произнесла последние слова, по мановению дьявольской руки пред домом, исчезая и вновь появляясь, оказалась та, к кому был обращен зов. Столь знакомые черты лица Арлетт Пинар исказил гнев, но что разозлило девушку сильнее – напоминание о предательстве некогда любимого супруга или то, что ее неожиданно вызвала та, которую Сеголен сама намеревалась нагнать, Моник силилась понять.