Ибо сильна, как смерть, любовь…

Карташевская Инна

— Вот и хорошо, — презрительно отозвалась моя жена, — так и должно быть. Голытьбе нечего делать в университетах. Пусть идут работать и знают свое место.

Ее слова мгновенно напомнили мне те годы, полные отчаяния и безнадежности, когда я только мечтал об учебе и вынужден был работать за копейки, чтобы прокормить семью. Я почувствовал, как волна ненависти к богатым бездельникам хлынула мне в душу и затмила рассудок.

— Ты, вероятно, забыла, дорогая, что я отношусь именно к голытьбе? И это именно я, закончив школу с отличием, мог только мечтать пойти учиться, если бы мне не дала деньги наша дальняя родственница. А сколько таких как я, умных и талантливых так и не смогли попасть в университет, в то время, как богатые бездари преспокойно учились там, только потому что их папочки могли оплатить учебу. Так вот, если ты действительно считаешь так, как только что изволила выразиться, я не думаю, что нам с тобой по пути. И имей в виду, именно вот такие высказывания и накликают революции.

Она еще не успела опомниться

от услышанного, как я вскочил в свою машину и на огромной скорости рванул домой. Потом еще несколько дней я клал трубку, когда слышал ее голос по телефону, и ответил только, когда она не выдержав, начала рыдать. Потом она еще долго просила у меня прощения, и, в конце концов, мы, конечно, помирились. Еще один инцидент вроде этого произошел у нас уже после свадьбы. Тогда я сразу же начал собирать свои вещи, и опять она извинялась и клялась, что я не так ее понял.

Если не считать этих двух случаев, мы с ней почти не ссорились, во всяком случае, я не устраивал ей скандалов из-за пустяков. Ее друзья, которые со злорадством ждали, когда я начну сорить ее деньгами, покупать себе дорогие машины, играть на скачках или содержать любовниц, вынуждены были разочароваться. Ничего этого не произошло. Я по-прежнему обходился своими собственными средствами, благо зарабатывал я теперь совсем неплохо. Любовниц у меня тоже не было, так что как будто все у нас обстояло хорошо. Но иногда ночью я лежал без сна и думал, что я делаю со своей жизнью. Зачем я живу с этой чужой для меня женщиной, которая родилась в другом мире, и с которой мне не о чем говорить, потому что она никогда не поймет меня. Ей все равно, что происходит с моими родителями, братом и сестрой, так как она не любит их и вообще не хочет даже о них слышать. Ее не интересуют мои маленькие достижения в работе, она радуется только победам на шумных процессах, связанных с громкими именами. Я не могу спокойно отдохнуть дома после тяжелого рабочего дня, потому что мы должны посещать все светские вечеринки, модные выставки и концерты, от которых меня уже давно тошнит. И еще, что же это за семья без детей. Ну, да, наступил момент, когда мне тоже захотелось увидеть, как выглядит мой ребенок. Мне все чаще хотелось прийти вечером домой и не бежать переодевшись в парадный костюм сломя голову на очередной прием, а посидеть спокойно с книгой или у телевизора, и чтобы рядом были мои жена и ребенок. И чтобы дом у меня был милый и уютный, а фамильный дворец, набитый слугами, меня стал только раздражать.

Я все чаще стал задумываться, а нужно ли мне было так стремиться попасть в самое высшее общество, если я все равно чувствую себя там чужим и должен постоянно делать над собой усилия, чтобы делать вид, что мне это нравится. Сколько еще времени я смогу так выдержать. А потом ко всему прочему я еще встретил Стеллу. Надо же, что у нее было такое имя, Стелла, звезда… Собственно говоря мы даже не были по-настоящему с ней знакомы. Просто однажды после работы я забежал в супермаркет возле моей конторы купить какое-то вино, без которого моя жена не могла приготовить модный коктейль, и увидел ее в кассе. Я только мельком взглянул на нее и сразу почувствовал толчок в сердце. Передо мной была та, которую я должен был назвать своей женой, потому что именно такая мне была нужна, просто я этого не знал. Она не была писаной красавицей, скорее, просто хорошенькой. Густые темные волосы, короткий закругленый на конце носик, пухлые губки и очаровательные ямочки на щеках, когда она улыбалась. Я вдруг понял, что мне все равно умная она или глупая, есть у нее какое-нибудь образование или нет. Она была милая. Она была нежная, добрая — вот, что было главное. Я видел, как она ласково объясняла растерявшейся старушке, на какой полке она может взять такие же продукты только гораздо дешевле. Я видел, как она подсунула коробочку конфет, которую ей полагалось давать в подарок за большую покупку, бедно одетой женщине с ребенком, которые купили всего лишь на несколько тысяч лир. И я видел, как она нежно погладила этого тихого запуганого ребенка по голове. Я видел, как она сочувственно смотрела на старика в инвалидной коляске, как помогала ему укладывать покупки, а потом встала и помогла ему выехать из узкого пространства между кассами. И я вдруг понял, что в ней есть самое главное, что должно быть в женщине — доброта.

Я даже не перекинулся с ней и парой слов. Просто заплатил и пошел домой, сам себе удивляясь. Какой же я был дурак. Почему я решил, что мне обязательно нужно пробраться в самые высшие слои общества, и что только там я смогу быть счастлив. Ну вот, я хожу в дома к самым богатым людям Италии, они также приходят в гости ко мне, и где при этом счастье? Да ведь на самом деле мне просто нужен тихий уютный дом, милая нежная жена и… дети. Ну да, конечно, дети. Чтобы я мог гладить их по голове, учить ходить, говорить, чтобы слышать, как они говорят мне «папа», и видеть, как они доверчиво вкладывают свои маленькие ручки в мою руку, уверенные, что я смогу защитить их от любых несчастий в жизни.

Так это все начиналось. Я стал часто заходить в этот супермаркет за всякими пустяками, она стала мне улыбаться как доброму знакомому. Мы начали перебрасыватья с ней несколькими фразами, ничего не значущими, конечно, но из которых я по крупицам узнавал что-нибудь о ее жизни. Так однажды, когда мы с ней говорили о погоде, она сказала, что позже будет дождь,

потому что у ее папы ноет больное плечо. А в другой раз она посоветовала мне взять пирожки, которые почти такие же вкусные как те, что печет ее мама. И никогда в наших отношениях не было ни кокетства с ее стороны и никаких непристойных предложений с моей, потому что она с уважением относилась к моему обручальному кольцу, а я уважал ее порядочность. Но все чаще и чаще мне приходило в голову, что пора кончать с моей нынешней жизнью и начинать заводить себе другую, настоящую. Я уже был сыт по горло и светскими приемами, и театральными премьерами, которые мне и на фиг не были нужны. Мне осточертели и парадные обеды и коктейль-партиз в узком кругу избранных лиц. Но больше всего мне осточертела моя, так называемая жена. Я приглядывался к ней и думал, каким же идиотом я был, когда мечтал о ней и решал на ней жениться. Я не мог понять, зачем мне была так нужна эта сухопарая надменная женщина, не интересующаяся ничем, кроме своей особы, и жаждущей только одного, слыть самой модной и изысканной светской львицей. Наконец, пришел день, когда сидя на каком-то рауте с бокалом в руках и приятно улыбаясь собеседнику, я с удивлением подумал, а что я, собственно говоря, здесь делаю. Скорее всего, я делаю вид, что я свой в этом избранном обществе, в то время как в глубине души совершенно уверен, что они смеются надо мной за моей спиной и презирают за то, что я женился на деньгах и на положении в обществе. А ведь самое главное, что я уже понял, что эти люди мне совершенно не нужны, и что у меня есть сейчас все, чтобы быть по-настоящему счастливым: любимая работа, два друга, которые стали моими партнерами и соратниками, и с которыми мы понимаем друг друга с полуслова. А самое главное, что я нашел ее, девушку моей жизни. И если я буду медлить, то вполне может случиться, что кто-нибудь ее уведет.

Короче, я и не стал больше медлить. Вчера я поговорил со своим молчаливым другом, и, мне кажется, он меня понял. Не могло быть даже и речи о том, чтобы развестись с моей женой. Мы оба добрые католики, и развод для нас не существует. И, кроме того, даже если бы мне и удалось добиться развода, она и ее друзья уничтожили бы меня как адвоката. А вот этого я допустить не мог. Это было дело всей моей жизни, и я твердо намеревался добиться успеха, стать богатым и знаменитым и только благодаря себе. Это я и объяснил Портрету. Когда я женился и перебрался к жене в ее палаццо, свою квартиру я оставил за собой для того, чтобы было, где скрывать Портрет. Примерно раз в неделю я навещал его, чтобы убедиться, что он на месте. Я давно уже перестал выискивать в газетах новости о несчастных случаях, где фигурировала разбитая голова. Я твердо решил, что это не мое дело. Но вчера я впервые сам попросил его убить человека, и ни много ни мало мою жену. Хотя он как всегда остался неподвижным, по-моему, его глаза блеснули. Во всяком случае я твердо знал, что это вопрос решенный, а так как он никогда ничего не откладывал надолго, я приготовился к тому, что это произойдет сегодня. Как раз сегодня мы пригласили гостей к себе на барбекю. Должно было собраться человек двадцать пять-тридцать, короче только самые близкие друзья. Вот они-то и станут свидетелями несчастного случая. А мне всего лишь нужно будет держаться подальше от нее, чтобы никто ни в чем не смог меня обвинить. К тому же я не собирался наследовать ее деньги. Даже если она и не написала завещание в чью-то пользу, я собирался отказаться от ее миллионов и отдать их законом наследникам. Я знал, что у ее первого мужа были сын и дочь от другого брака, и он почти ничего им на оставил, а все получила она. Что ж, теперь справедливость будет восстановлена.

Я встал из-за стола, пытаясь подавить дрожь в коленях. Конечно, я чертовски волновался. Не каждый ведь день поручаешь киллеру убить твою жену. Правда киллер особый, и для меня никакого риска не будет, так что нужно взять себя в руки, поехать домой и начинать готовиться к приему гостей.

По дороге я заехал на свою старую квартиру и еще раз напомнил Портрету, что все должно произойти тогда, когда все гости будут в сборе, чтобы не менее пятнадцати человек могли подтвердить, что я там не причем, и это был именно несчастный случай.

Когда я приехал домой, подготовка к приему была в самом разгаре. Я едва успел принять душ и натянуть на себя джинсы и футболку, как пришлось идти встречать первых гостей. Естественно, я был сама любезность и предупредительность не только с ними, но и с женой. Все они потом должны были засвидетельствовать, что у нас с ней были прекрасные отношения. По случаю гулянья на открытом воздухе она надела короткое платье с открытой спиной и золотые сандалии. Странно, как я раньше не замечал, что у нее так торчат лопатки. И вообще со своими тонкими аристократическими ногами она очень похожа на козу, мелькало у меня в голове, пока я ей нежно улыбался.

Вскоре все гости прибыли, и вечер покатился по привычным рельсам. Специально приглашенные официанты в белых пиджаках разносили коктейли, два повара резали и жарили мясо, а два помощника каждую минуту подносили свежие салаты. Я успевал одновременно говорить с каждой группой гостей, не забывая при этом держаться подальше от моей жены. Когда я слышал в отдалении ее смех и видел ее мелькающее платье, меня начинала мучать совесть и, чтобы подбодрить себя, я вспоминал милую улыбку моей Стеллы, ее стройную, но такую округлую фигурку, ее нежный голос. Без сомнения она стоила того, чтобы ради нее пойти на преступление.