Идеальное отражение
Шрифт:
Между крайней высоткой и берегом оставалось метров сто — сплошь груды кирпича и строительного мусора. Тут росли автоны, но невысокие, вроде травы, и укрыться было негде, даже человеку, не говоря о чугунке.
— Теперь бегом! — скомандовал я, просканировав участок и убедившись, что на нём никого нет.
Мы едва одолели треть опасной зоны, как со стороны энергополя донёсся мерзкий жужжащий звук — признак того, что к нам устремилась стая мозгоклюев, опасных тварей, что мутировали из кусков электронных приборов. Если подпустить их близко,
Плохо ещё, что стрелковое оружие против мозгоклюев не очень эффективно — что толку палить по комарам из пулемёта?
— Эх, сейчас я им! — азартно воскликнул Синдбад.
Я повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как он вскидывает руку, и её окутывает голубоватое мерцание. Заработали вмонтированные в ладонь импланты-генераторы, именуемые в народе «концентраторами».
Через миг к мозгоклюям полетела «шаровуха», необычайно крупная, плюющаяся электрическими разрядами. Первый мини-чугунок, похожий на бабочку из двух микросхем, от неё увернулся, а вот второй сгорел без следа. Молния раздулась, а затем лопнула, и жёлтые разряды брызнули в стороны, точно змейки.
Они скакали с твари на тварь, и те вырубались, «складывали крылышки» и падали наземь.
— Здравствуй, золотая осень, — пропыхтел я на бегу. — Здорово ты их.
Синдбад посмотрел на меня с улыбкой.
Рёв мотора возвестил, что наши скромные персоны обнаружены кем-то из крупных биомехов. Но мы уже проскочили опасный участок и оказались на узкой полосе свободного от руин берега.
— Стой, боец! — воскликнул я, когда Колючий вскинул «мегеру». — Вряд ли он сюда полезет!
И точно — чугунок порычал, но убедился, что мы удаляемся, после чего замолк и уполз в логово. Утихающий шелест возвестил, что мозгоклюи начали приходить в себя и полетели обратно на «пастбище».
— Отлично, — сказал я. — Осталось немного, пройти по Кольцевой, где рапторы порой гонки устраивают, и…
В этот момент меня повело, закачало, серый туман затянул поле зрения, и в нём начали проявляться отдельные объекты: мостовая под ногами, в стороне — остатки армейского блок-поста, бетонные блоки смяты и покорёжены, как пластилиновые кубики, а впереди — громадный разлом, трещина, из которой поднимается чёрный дым, а на дне что-то светится багровым огнём.
Картинка продержалась мгновение, а потом исчезла, оставив чёткую мысль: «На восток, надо идти на восток».
— …такое? — голос Колючего показался очень резким, болезненно ударил по ушам.
— А? — встрепенулся я, пытаясь показать, что всё в порядке, ничего не произошло.
— Что с тобой такое? — повторил беглый праведник. — Мне показалось, что твои импланты… они как бы раздвоились, мгновение я воспринимал двойной комплект сигналов.
Вот бионик чёртов!
— А мне почудилось, что ты как-то остекленел, — добавил Синдбад.
— Задумался, — быстро оправдался я, одновременно судорожно
Понятно, что во время очередного «сеанса связи» я увидел то, что видит в данный момент дубль. И если я вспомню, где находится этакая хрень, то смогу определить, где в данный момент ошивается моя непутёвая копия.
Поначалу, сразу после Катастрофы, тектонических разломов на территории Москвы имелось чуть ли не с полдюжины, но затем большинство из них закрылось, затянулось. Остались только два, причём один как раз в том районе, куда собирался отправиться дубль — в парке академии Тимирязева, в непосредственной близости от «резиденции» неодруидов.
Выходит, что моё отражение сейчас там.
Далековато, ёлки-палки, но главное, чтобы оно не ушло дальше на восток.
— Да, задумался, — повторил я. — Пошли-пошли, нечего отдыхать, а то расселись тут, отвались мой хвост.
Сказано — сделано, и вскоре нашим глазам предстала серая лента Московской кольцевой. В пятьдесят первом она пострадала, местами возникли трещины и ямы, но рапторам, любившим здесь резвиться, подобное не мешало. Эти твари использовали её как гоночно-прыжковую трассу.
Но сейчас участок МКАД от Алёшкинского леса до Ленинградского шоссе, который нам предстояло пройти, выглядел пустынным.
— Опасное место, — проворчал Синдбад, нервно тиская «карташ». — Был бы другой путь…
— Был бы другой путь, мы бы им и воспользовались, — сказал я. — Эй, Колючий, помолиться не забудь, чтобы всё обошлось, и топаем. Чем быстрее мы отсюда уберёмся, тем лучше.
Если ты вышел на Кольцевую и наткнулся на стаю рапторов, то считай, что огрёб большие проблемы. Укрыться тут негде, убежать от колёсного чугунка почти нереально, а вывести его из строя — непросто. Ну а этот шустрый и безжалостный биомех не упустит случая поохотиться на человека.
Поэтому, вступая на покрытие МКАД, я нервничал.
Тянуло перейти в форс-режим, но я сдерживался, понимая, что сил осталось немного и что они могут понадобиться в любой момент — на бой или бегство. Синдбад зыркал по сторонам, то и дело вырывался на несколько шагов вперёд, а беглый праведник бормотал что-то монотонное, похоже, он и в самом деле молился.
Донёсшийся с юго-запада рёв мотора заставил меня вздрогнуть, а Синдбада — выругаться. Но грозный этот звук поначалу ослабел, а потом затих, оставив только нервное напряжение.
Когда мы свернули на Ленинградский мост, я вздохнул с облегчением.
С длинной эстакады, протянувшейся над водохранилищем, открылся вид на Химки — уцелевшие в момент Катастрофы, но позже брошенные жителями и разграбленные мародёрами: многоэтажные дома стояли безжизненными громадами, и между ними крутилась позёмка.
На юге пейзаж был ещё менее радостным — сплошные руины на месте Левобережного округа.
— Кажись, всё, — сказал Синдбад, когда до оконечности моста осталось метров пятьдесят.