Идеальный дуэт. Кода
Шрифт:
Звала ли она меня? Думала ли о своих детях, делая последние вдохи?
Я скрежетал коренными зубами, пока вся челюсть не заболела.
Меня накрыло внезапное ощущение, пронизанное чем-то очень знакомым, и я вытащил из кармана телефон. Я пролистал свой список контактов и остановился на имени, которое не произносил несколько лет.
Челси Комбс.
Я не знал, почему в тот момент подумал о ней. Может, потому, что когда-то она была первым человеком, которому я звонил в случае трагедии.
Может, потому,
Может, мне этого недоставало.
Мой большой палец завис над ее именем. Было загадкой, почему ее номер до сих пор хранился в моем телефоне, ведь мы не говорили уже три года. Мы простились на промозглом городском тротуаре, с ощущением финала в сердцах и запахом виски изо рта.
Я сглотнул, мои глаза бегали туда-сюда по буквам ее имени.
Нет. Я не стану это ворошить. Челси останется в прошлом.
Я справлюсь с этим в одиночку.
Бросив телефон на кухонный стол, я вернулся в гостиную. Сэм все еще уютно спал, временно огражденный от реальности, поджидавшей его по пробуждении. Я лег с ним рядом, мое тело жаждало сна – бегства.
– Пап?
Глаза Сэма распахнулись, и я обхватил его рукам.
– Все в порядке, Сэмми. Засыпай.
Сэм не ответил, но я почувствовал, как теплые слезы моего сына промочили воротник моей футболки. Проклятье. Это было чертовки тяжело. Я крепче прижал его к себе, и мы оба погрузились в беспокойный сон.
Двадцать четыре часа.
Прошло всего-навсего двадцать четыре часа.
Настойчивый стук на следующее утро заставил меня вскочить с дивана в состоянии паники.
Который был час? Дети опоздали на автобус? Бет опоздала на работу?
Я потер глаза и запустил обе руки в волосы, как вдруг на меня обрушилась реальность.
Была суббота. Уроков не было.
Бет не было.
Стук продолжался, и я осознал, что звучит он от парадной двери. Когда я ее открыл, за ней оказалась одна из соседок, миссис Панкерман, держащая накрытое фольгой блюдо с запеканкой.
Я моргнул.
– Доброе утро, – пробормотал я, выползая из сонной дымки.
– Ох, бедное дитя. Я слышала о вашей ужасной трагедии, и я просто обязана была приготовить для вас эту домашнюю лазанью. Питер тоже хотел заглянуть, но у него церковная служба через двадцать минут. Он ведь дьякон, как вы знаете. Вы и ваша семья этим утром будете в наших молитвах.
Линн Панкерман была хрупкой старушкой, которой уже почти сравнялось восемьдесят лет. Она жила через дорогу от нас со своим мужем Питером, и они всегда первыми были готовы поделиться участливыми словами или оказать услугу. Несмотря на свой возраст, Питер как-то вечером пробрался на наш участок с лопатой, чтобы расчистить занесенную снегом подъездную дорожку, когда я застрял в Лос-Анджелесе из-за задержки
Блюдо с лазаньей покачнулось в слабых руках миссис Панкерман. Я наконец опомнился и потянулся забрать ее подношение.
– Ладно, – сказал я. Мой ответ прозвучал сухо, несмотря на мою благодарность, так что я отмотал назад. – Простите. Я все еще перевариваю все это. Спасибо.
– Вы хороший человек, – сказала она мне, кивая головой. – Вы это переживете. Мы с Питером прямо через дорогу, если вам хоть что-нибудь понадобится. Я с огромным удовольствием поколочу этих журналистов своей тростью.
Я бы рассмеялся, если бы не чувствовал себя настолько мертвым внутри.
– Я это ценю, миссис Панкерман. Детям очень понравится ваше блюдо.
– Хорошего вам дня, дитя. – Она потянулась вперед и прикоснулась к моей руке, по-дружески сжимая ее. – Да благословит вас Бог.
Пока старушка ковыляла обратно на ту сторону улицы, на мою подъездную дорожку завернул голубой седан. Поставив лазанью на столик возле двери, я смотрел, как мои мама и папа выходят из машины и спешат по дорожке ко мне. Мама бросилась мне на шею и зарыдала в плечо, а я встретился взглядом с отцом, который выглядел усталым и посеревшим.
– Ох, сыночек. – Она крепко стискивала меня, ее серебристые волосы щекотали мой подбородок. От нее пахло мускусом и папоротником. – Мне так жаль, родной мой.
Я просто стоял, застыв на месте. Мышцы моего лица дрогнули, когда я поднял одну руку, чтобы положить ее на спину матери. Это все, на что я оказался способен.
Когда она отстранилась, ее глаза были опухшими и полными сочувствия.
– Что мне сделать? – спросила она. – Что тебе нужно, Ноа? Мы здесь ради тебя.
А что мне было нужно?
– Мне просто нужно, чтобы моя жена вернулась.
Над нами пронеслось черное облако. Мои родители втянули головы в плечи.
– Бабуля!
Тихий голосок нарушил мрачную тишину, а вниз по лестнице загрохотали шаги. Кейден и Джереми с разбегу влетели в объятия своих бабушки и дедушки.
– Ох, мои дорогие! – сказала моя мама. – Я вас так давно не тискала. А где Сэм?
Я оглянулся на диван и понял, что от Сэма остался только флисовый плед, в который он закутался, как в кокон, прошлым вечером.
– Сэмми шмотрит ш нами Микки! – воскликнул Джереми.
– Сэм сказал, что нам нужно сидеть в игровой, если мы не хотим разбудить папу, – добавил Кейден.
Я перевел внимание на декоративные часы, висящие в прихожей. Уже было без четверти десять. Мальчики, должно быть, уже несколько часов не спали и смотрели мультики в игровой.
Я провел рукой по лицу, почесав щетину на подбородке.
– Мальчики, я сейчас сделаю вам завтрак.
– Я этим займусь, Ноа, милый. А ты ступай прими горячий душ и отдохни. Теперь с вами бабуля.