Идеальный финал
Шрифт:
Девушка оставила свой номер телефона, молодые люди попрощались, и Джимми погасил монитор. Он долго лежал с открытыми глазами, изучая каждую линию на потолке. Это было прекрасно. Небрежные контуры соединялись в великолепные рисунки, зомбируя сознание, но боги сна все еще молчали, не били ладонями по лицу и глазам. Джимми вновь достал свой дневник, взяв в руки карандаш, парень сделал запись:
«14 января 2011 год
Чувства.
Внешность не играет роли? Фраза мечтательных романтиков! Кто вы без красивого лица? Хороший человек?! Добрый и отзывчивый? Интересный? Да всем плевать! Первое впечатление считывается с лица, как эпизод. Один не точный эскиз природы, и твой внутренний мир никому не нужен.
Представь, Саманта попросила фотографию. И что мне ей отправить?! Вспомни, как начиналась болезнь объективов. Я ограждал себя каждую минуту, старался убежать от этих вспышек, пока окружающие смеялись и весело кричали «еще». Но почему я так боялся?! Все эти годы глаза ненавидели отражение в чертовом зеркале! Я чувствовал, как готов удавить эту тварь! Иногда, казалось, что монстра невозможно любить, и, видимо, это правда, судя по тому, как поступила Челси.
Я думаю, фотография забирает часть души, те счастливые моменты, которые успела зафиксировать в фокусе камер. Как тонкая великолепная работа хирурга, который нежными движениями разрезает тело, выпуская потоки багровой крови, капающей на холодный пол операционных палат. Он так аккуратно отделяет счастливые опухоли, оставляя душу, измотанную и печальную, опустошая ее, словно вишню от кости. И в этих фокусах так мало волшебства. Небрежные швы, наложенные поверх кровоточащих ран, когда-нибудь порвутся и бросят тело умирать, наблюдая, как из него выходят последние капли жизни, доброты, человечности. Холодный труп — пиджак для шкафа в виде гроба. И так печально это все.
Я видел ангелов и видел бесов,
Я видел ад и видел небеса,
И даже труп бывает весел,
Когда без стука врывается весна.
Уже поздно. Мне пора. Завтра еще один день. Спасибо, что снова выслушал меня, опустошил до дна».
Очередной день на работе оказался таким же скучным, как и предыдущий. Лишь мысли о вечере не давали парню покоя. Он ждал, когда сможет окунуться в мир, где только они, вдвоем. Это так странно. Казалось бы, молодые люди даже не были знакомы лично, но какая-то непонятная нить тянула все ближе, соединяя их тела и души. Очереди глупых людей смотрели внутрь павильона, как психологи заглядывают в огромный мир больных, создавая в нем новые истории, раскрашивая монотонными красками и наполняя смыслом. А сколько их? Тех самых миров. Джимми чувствовал себя неловко, улавливая взгляды этих людей. Казалось, он был лишь объектом, ненавистной деталью в механизме, который подавал обществу кислород теплых чувств, пока его мерзкое тело билось в конвульсиях в периметре больничной палаты. Всего лишь шестеренка. Одна незначительная деталь. Оригинал.
Джимми закрыл двери магазина, погасил свет, чтобы его тело никто не увидел, и сел за стол, прокручивая ручку в своих руках. В любую минуту могло приехать начальство, но парня это не останавливало. Он сидел внутри стеклянной коробки, глаза были закрыты, а разум уже давно покинул усталое тело, пустившись в долгий путь в страну грез и фантазий. Впервые в жизни Джимми зашел так далеко в своих мечтах.
Парень представлял огромную сцену, тысячи ярких прожекторов устремлены в самый центр, освещая крепкие доски, пронзая своими лучами его отдаленную фигуру. Тысячи людей в огромном зале, как капельки крови в организме, которым там тесно, но они не могут выйти, тая где-то в фантазиях. Толпа что-то кричит, хлопает в свои ладони, не отрывая взгляда от яркого света. И во всем этом море, Джимми, словно отдельная фигура, маяк среди плещущихся волн, большими тяжелыми шагами направляется к стойке посреди сцены, чтобы сказать, подарить, вырвать из себя эти строки, отдать их многотысячной толпе сонных зевак, приукрасив уставший разум общества. И вот он, при громких воплях стада, тихо, едва заметно, открывает тетрадь, выпуская вверх прекрасных птиц, которые слетают с чистых листов, кружась в
Все глубже проникая в свою мечту, Джимми видел, как на иллюзорных глазах блестели слезы, а зал, словно вулкан, пылал от тысячи редких огней. Тишина. Последний стих, как патроны, которые солдаты направляли в небо, расстреливая звезды, чтобы они рухнули с купола этого мира, подарив право на еще одно желание. И сколько строк в сердца этих людей? И снова аплодисменты. Низкий поклон. И красный занавес, будто пелена тумана скрывает утром всю красоту росы, падает вниз, и звук минорной ноты, что создавали все эти стихи, как окончание спектакля, вернее, лишь его антракт.
Джимми медленно открыл глаза, которые слезились. Страх. Именно он выбивал парня из мечты, показывая то, насколько далеко зашел молодой человек. Джимми взял в руки телефон и набрал номер. Длинные гудки резко сменились голосом:
— Алло — произнесла девушка.
Этот тембр, грация. Восхитительно. Такой мягкий волшебный голос. Он так легко проникал в уши, лаская каждую клеточку тела. Одно слово — тысячи эмоций. На минуту Джимми даже испугался. Он не ожидал испытать такое, и не понимал, почему чувствует это.
— Алло — настойчиво повторила девушка — Вы меня слышите?
— Да — робко ответил Джимми, боясь спугнуть тот превосходный миг — Я Вам не помешал, мадам?
— Прекрати — Саманта засмеялась
— Чем занимаешься?
— Не поверишь — девушка продолжала смеяться, а ее голос смешивался с каким-то непонятным шумом
— Что там у тебя происходит?
— Я еду на велосипеде
— В январе? С тобой все нормально?
— Да — Саманта не переставала смеяться — А что тут такого? Я до соседней деревушки и обратно. К тому же, мое тело греет куртка
— Жаль я этого не вижу — Джимми улыбнулся — Наверное, выглядит очень мило. Слушай, а по какому ты адресу едешь? Я смогу вызвать скорую, а потом тебя буду навещать, обещаю. Поверь, в палатах из бетона и войлока всем найдется место. Особенно тебе
— Придушу тебя при встрече.
Какой-то непонятный шум оборвал голос Саманты, колкими ударами пронзив слух Джимми. Парень даже не понял, что произошло. Он вновь набрал номер девушки, но там уже не было ни гудков, ни Саманты, лишь механический голос оповестил о том, что аппарат недоступен. «Наверное, сел аккумулятор» — подумал Джимми, не предав этому особого значения. Его память прокручивала диалог, принося все больше удовольствия. Странно.
Парень закрыл магазин и покинул торговый центр, отдав свое тело лапам морозного воздуха. Холодный автобус, восемь мгновений, как кадры новых жизней на этих остановках. И сколько судеб вершили эти фонари? Сколько признаний в любви, разрывов, глупых ссор, скандалов, смеха и горя видел каждый метр усталого города? Если бы он только мог говорить. Нам не стоит придумывать сюжеты, когда есть эти сонные улицы. Приди ко мне во сне и расскажи эти тайны, просто шепотом, так легко, отдай свои секреты.
Джимми зашел домой, и все та же схема набирала свои обороты. Ужин, разговор с Кэтрин, звонок Картера. А затем, холодный январь, старая многоэтажка, дым, эйфория, сквер. Но мысль о Саманте не отпускала разум Джимми. Он даже не задумывался о том, что ему говорил Картер, отсеивая его слова, как ненужный мусор, словно общество старается выбросить неугодные для него законы, но они все равно остаются, заставляя смириться с глубиной потрясающего разума. Какая-то странная грусть витала в воздухе, пронизывающим холодом. Телефон в кармане парня странно заиграл, и Джимми поспешил посмотреть, кто его тревожит. На экран падали снежинки, вальсируя в танце, будто птицы играются в небе, стараясь спрятать свой взор от палящих лучей солнца.