Идиот нашего времени
Шрифт:
— Не рублей, Ниночка, не рублей… — сказал Земский со своим показушно утомленным видом.
Нина поднялась, на цыпочках обошла Коренева и, встав у него за спиной, положила правую руку на его левое плечо, и так они застыли, как на старой любительской фотографии.
— Где же ты мог их достать? Не ограбил же кого-то?
— В какой-то степени именно так. — Он скривил губы. — Я женился на деньгах.
— То есть?.. — приподнял брови Сошников.
— Что «то есть»? Что тут непонятного? Я женился на деньгах.
— На старушке, что ли?
— Отчего
— Вот тебе раз, — проговорила Нина. — Женился… — Теперь она подавленно улыбнулась. — Неужели по-настоящему женился?
— По-настоящему. В паспорте есть печать, все без дураков.
— Ну что ж, такие деньги — весьма приличная сумма, — сказал Коренев, и по его виду можно было подумать, что он нисколько не удивлен. — Это партия. К тому же обзавелся семьей. Поздравляю.
— Можешь поздравить не меня одного, а всех нас. Деньги пойдут на общее дело, о котором, помнится, мы так много мечтали. Теперь это стало реальностью.
— На общее дело — это хорошо, — без усмешки и теперь как-то осторожно произнес Коренев.
— И мы узнаем последними! — с добрым возмущением и удивлением сказала Нина. — А была ли свадьба?.. И кто же она — ты скажешь, наконец?
— Кто она — несущественно. Существенно, кто ее папенька.
— Была свадьба, и ты нас не пригласил, — нервно вставил Сошников.
— Это все детали, Игорек. Несущественные. — Земский был показательно спокоен, даже как-то тягуч. — Существенно, что у нас появилась возможность начать свое дело. А свадьбы, кстати, не было, и, как ты знаешь, вообще никакого шума не было, все было тихо, скромно, никто ни о чем не узнал, мы расписались и уехали в турне.
— Ой, в турне… Вот здорово! — искренне сказала Нина.
— Странно… — проговорил Сошников. Он пытался сдерживать себя, хотя видно было, что новость его взбесила: — Так ты говоришь, она хорошенькая?
— Пожалуй, да. Красивая.
— Ну, хорошо, что красивая. Красивая и… тра-та-та… — Сошников с натужной игривостью кхекнул. Налил себе немного водки и быстро, запрокинув голову, не выпил даже, а выплеснул ее в рот. Закусывать не стал, чуть посидел, будто в раздумье, и опять нервно заговорил: — Давай все-таки уточним. Раз ты нашел деньги, то это твои деньги. Не мои, не Нинины, не Алексеича, так?.. Ну а мы-то с какого края к твоим деньгам можем прилепиться? Почему ты говоришь: наше дело? Что ты называешь нашим делом?
— А в чем сомнения?.. Налей и мне.
— Никаких сомнений. — Сошников вновь взяв бутылку, налил водки Земскому. И опять заговорил с напором, будто уже в тот момент решил разругаться с другом. Впрочем, его психопатию можно было списать и на выпитое, и на все те неудачи, которые в последнее время преследовали его. А уж такое похоже на камнепад в горах — стоит только начать сыпаться. — Давай все-таки разберемся, — говорил он. — Ты откроешь свою газету, это понятно. Столько лет только об этом и
— Почему же болванов? Ты за всех не расписывайся.
— Вот именно! — шутливым тоном захотела сбить напряжение Нина.
— Ах, да, извините, — едко хмыкнул Сошников.
Земский достал сигаретку, вопросительно посмотрел на Нину, та махнула рукой:
— Кури, что теперь…
Земский закурил, уголком рта выпустил дым в сторону.
— Хотя в общем — в принципе — ты прав, — сказал он. Помолчал и заговорил размеренно, и даже с прорезавшимися нотками искусственного высокомерия. — Если говорить формально: да, я позову вас на работу. — Он пребывал на той грани настроений, когда человек и сам еще не знает, переведет ли секунду спустя разговор в легкие, ни к чему не обязывающие тональности, в шутку, или сам сорвется в ответную злость. Но так же видно было, что терпение его кончается. — Разве это что-то меняет?
— Ведь и в самом деле, все это ничего не меняет, — заговорила Нина, уже сильно испугавшаяся назревающего скандала. — Но ты так и не сказал главного! Вадим, кто она? И кто ее, как ты говоришь, папенька? Как вообще все так получилось?
— Как получилось… Так и получилось… Разве, ты не знаешь, как это получается?
— И что же? — округлила глаза Нина.
— Папенька отправил ее рожать в Германию. В акушерок отечественного розлива он не верит. В апреле должна разрешиться.
— Вот здорово, так скоро! — обрадовалась Нина. — Но как ее зовут?
— Лада… Лада Александровна.
— Так вот почему ты сейчас в разгуляеве, — заметил Коренев. — Жена рожает.
— Но кто же таинственный папенька?
— Харитошкин, — произнес наконец Земский.
— Постой, постой, это не тот ли самый Харитошкин? — чуть не привстал Сошников.
— Да, тот самый. Александр Иванович Харитошкин. Депутат облдумы.
— Ну, брат, ты вляпался, — хохотнул Сошников. — Он даже не пахан. У паханов хоть какой-то кодекс чести есть. А это ведь просто вурдалак. Я с ним раз интервьюшку делал — Сыроежкина заставила. Такой откровенный черт! На нем трупов не меньше пяти штук. Когда он захватывал этот свой комбинат… Он, говорят, даже своего друга на тот свет отправил.
— Ты так уверенно говоришь, будто располагаешь доказательствами.
— Ой, а мы что — на суде, чтобы что-то доказывать? Раз убивают всех прежних хозяев комбината, одного за другим, и тут же объявляется новый хозяин. Какому идиоту и что здесь непонятно?! Нет, извини, но тебе не позавидуешь. Записаться в шестерки к бесу… Ах, ну да, извини — не в шестерки. В сыночки… Пардон! В игрушку для доченьки… Нет, сам подумай. Не приходила тебе мысль, что игрушка может разонравиться или сломаться?
— Игорь, перестань… — расстроено сказала Нина.