Идолов не кантовать
Шрифт:
Гид был неумолим:
— Вряд ли.
— Что же ему надо? — пришел в отчаяние сбытчик.
Делегация остановилась перед статуей "Сталевар".
— Мистер Малаку — большой любитель искусства, — сообщил Потап, — собиратель антиквариата и прочих штучек. Это у вас кто?
— Это? Прекрасная вещь! Бронза! Девятнадцатый век! — С видом знатока Харчиков осмотрел истукана и восхищенно постучал по его железному колену. — Эпоха! Умели люди делать.
"Во дает!" —
— Какой, вы говорите, век?
— М-м-м… Кажется, все-таки начало двадцатого.
— И вы относите это к антиквариату?
— Ну-у, куда хотите, туда и отнесем.
— Во сколько цените?
Христофор Ильич растерялся. Он ничего не понимал в скульптуре и теперь боялся продешевить. Сославшись на низкую зарплату, перечислив транспортные расходы, взятку директору, Харчиков зачем-то упомянул инфляцию и, стесняясь, запросил шесть тысяч долларов наличными.
Узнав цену, мистер Малаку пренебрежительно фыркнул, и начальник сбыта понял, что продешевил.
— Есть еще два произведения, — заторопился он, вспомнив о двух братьях сталевара. — Moгy похлопотать. Но те будут дороже.
Гости тихо совещались. Христофор Ильич дрожал от холода и нетерпения.
— Нет ли у вас чего-нибудь более классического? — спросил переводчик. — Из эпохи соцреализма, например.
— Куда же еще классичнее, — огорчился Харчиков. — Классичнее, Господа, и не бывает.
— А фигyра вождя революции? Или хотя бы бюст его имеется?
Лелея последнюю надежду, начальник сбыта повел капризных покупателей в красный уголок.
Помещение было тихим, пыльным и унылым. Здесь было кладбище атрибутов социализма. Штабелями лежали агитационные стенды и щиты. Вдоль стены стояли стопки книг и брошюр с материалами съездов КПСС. В углу приютилось древко от переходящего красного знамени. Самого знамени не было — должно быть, оно перешло в чьи-то частные руки. Здесь же на полу стояли бюсты Ленина различной величины. На макушках двух из них были нацарапаны нецензурные слова, смысл которых иностранец почему-то сразу понял. Харчиков стыдливо потер царапины рукавом и предложил забрать как некондицию.
Но Мамай проявил интерес только к единственному бюсту — бронзовому. Тщательно его обследовав и взвесив в руках, переводчик небрежно спросил:
— Сколько вам дать за эту рухлядь?
За рухлядь Харчиков попросил пятьсот долларов.
— Чеком, — отрезал гид.
— Наличными, — напрягся сбытчик.
— Тогда в нашей валюте. Получите пятьсот тысяч.
— Что?! Да он как лом дороже стоит! Литовцам продам. В нем одной бронзы не меньше двадцати килограмм!
— При чем здесь килограммы! Он нам нужен как сувенир! Moгy дать миллион.
— Миллион! Это же семь долларов по курсу! — всхлипывал Христофор Ильич.
Переводчик призывал к патриотизму
— Знаете, — сказал Харчиков, покосившись на кислую физиономию Эфиопа, — мне все-таки кажется, что эта скульптура ему совсем не нужна.
— По правде говоря, мне самому так кажется-признался Потап. — Но что делать — у богатых свои причуды.
— А может, ему кипятильники нужны? Я бы недорого отдал. Если тысячу штук будете брать — скидка десять процентов, если две тысячи — скидка пятнадцать процентов, если три…
— А сколько надо взять, чтобы взять бесплатно?
— Шутите? — хихикнул сбытчик.
— Я шучу только с красивыми девушками, — серьезно сказал Мамай. — Ладно, давайте ваши кипятильники, возьмем на экспертизу сотню.
— Сотню?.. А… деньги?
— Я ж говорю — на экспертизу! С возвратом.
Скрепя сердце, Харчиков отдал три образца, почти не надеясь на их возвращение. Разделяя его опасения, Потап сунул кипятильники в карман, взвалил на плечо бронзовыи сувенир и, дав знак эфиопу, двинулся к выходу.
— Постойте! — спохватился Христофор Ильич, заметив, как кряхтит и кренится гость от тяжести груза. — Вам ведь тяжело! Могу предложить вам санки.
— Предложить?
— Ну да, всего за два миллиона. Они хоть и казенные, но еще хорошие.
— Не надо, мы на машине, — угрюмо отказался гид.
— Жалко… А провод вам не нужен? Электрический есть, телефонный есть…
В дверях Потап остановился и, повернувшись к Харчикову, в упор спросил:
— А почем у вас родная мама?
Догадавшись, что продать больше ничего не удастся, начальник сбыта предусмотрительно вернулся в красный уголок и, не попрощавшись, заперся.
На улице, обвинив негра в апартеиде, Потап переложил бюст на его плечи и строго-настрого приказал не уронить. Несколько раз великий маг порывался спросить у последователя что-то очень важное, но появившаяся одышка мешала ему говорить.
До гостиницы ехали на автобусе. Потап доехал бесплатно, по служебному удостоверению. Гена отделался двумя штрафами: за безбилетный проезд и за бесплатныи провоз багажа.
Глава 5. Совершенно секретно
Остаток дня целители провели в апартаментах, лежа на кроватях и рассматривая потолок. Потолок был сырой и пятнистый, как постель в поездах дальнего следования. Оба молчали, погрузившись в свои думы. Было так тихо, что если бы летали мухи, то их можно было бы услышать. Но был январь, и мухи не летали. Должно быть, они спали.