Идолов не кантовать
Шрифт:
— Совершенно верно, — подтвердил Мамай. — И вас это не удивляет?
— А почему, собственно! Негр он и… есть негр. Я таких по телевизору много раз видел.
— Но, как вы изволили заметить, этот стоит перед вами наяву. А зачем, по-вашему, ему здесь стоять?
Буфетов насупился и отвел взгляд.
— Это не мое дело.
— Ах, не ваше! Тогда я расскажу вам одну историю. О любви. Итак, некий любитель народных танцев — назовем его гражданин Икс — был удостоен чести выступить на одном общественном мероприятии… Было это в 1957 году в городе-герое Москве. Там наш герой заводит
— З-зайдите, — шевельнул Буфетов бледными губами.
Заметив, что в квартире целых две комнаты, Мамай взялся обрабатывать клиента с новым пылом. Прежде всего он потребовал, чтобы негр был удален на кухню, дабы не травмировать преждевременно его ранимую душу, а затем пересказал Буфетову содержание доноса. Заканчивал Потап шепотом.
— Через девять месяцев после решающей встречи с гражданином Икс у гражданки Игрек родился гражданин Зет! Перед нами уравнение, которое я хочу решить сейчас же. Не будем с вами притворяться и добровольно сознаемся, что первые двое неизвестных, нам известны. Так? Ну а если у вас затруднения по поводу гражданина Зет, то я вам подскажу: третий неизвестный сидит сейчас на кухне и дует холодный чай. — Бригадир схватил Буфетова за руку и принялся энергично ее трясти. — Поздравляю! Поздравляю, дорогой отец! Невиданная радость, невиданная.
Феофил Фатеевич пребывал в полной растерянности. Его рот изобразил слабое подобие улыбки, в глазах стоял ужас. Он еще не знал, чего от него хотят, но активность молодого человека пугала.
Потап тем временем приступил к осмотру помещения.
— Послушайте… — вышел наконец Буфетов из оцепенения, — а вы ничего не путаете? Вы думаете, что он мой сын?..
— А по вашему — мой? Да вы похожи как две капли воды! — заверил Мамай. — Если ваши волосы накрутить бигудями, покрасить вас гуталином, придавить нос и испугать — вас от него вообще не отличить. У него даже отчество — Феофилович.
— Ну, мало ли, — пытался перечить Буфетов, — Феофиловичей бродит.
— Если вы во всей Африке найдете еще хоть одного Тамасгена Феофиловича — можете выколоть мне глаз.
— А почему… почему в Африке? Кажется, его мать была с Кубы…
— Ищите где хотите, — отрезал чекист, — все равно не найдете.
Шататься по материкам, чтобы потом колоть такому молодцу глаза, было делом нешуточным, и Феофил Фатеевич был вынужден поверить на слово.
— А где же вы его нашли? — задал Буфетов последний и, как ему показалось, провокационный вопрос.
Но на все вопросы у Мамая были ответы. Безжалостно улыбнувшись, он сообщил:
— Я подобрал вашего ребенка на Курском вокзале в Москве. Его били нищие расисты. Он пробирался к вам, но сбился с курса.
Феофил Фатеевич смахнул слезу, хотя веки у него были совершенно сухие.
— Так что будем делать, папаша? Сынок ваш находится здесь нелегально, без визы. Может, мы пока у вас укроемся?
— Буду
— У меня к вам просьба, — сказал Потап, удовлетворенный воссоединением семьи. — Мой приятель о ваших с ним родственных связях пока не подозревает. Так вы уж сразу не лезьте к нему целоваться. Не будем шокировать ребенка. Пусть адаптируется.
— Понимаю, понимаю, — закивал Буфетов. — А, скажите, он по-нашему понимает?
— Гена? Только со словарем. Но к словарю ему еще нужен переводчик. — Потап игриво ткнул Феофила Фатеевича пальцем в живот. — Ну, покажите нашу детскую комнату и идемте к вашему чаду.
Встреча прошла без лишних эмоций и плавно перешла в ужин. Эфиоп, уткнувшись в тарелку, уплетал родительские харчи с большим аппетитом. Буфетов угрюмо косился на сынишку, надеясь опознать в негритянских чертах что-нибудь свое. Мамай, пользуясь рассеянностью хозяина, подливал ему самогона, а сам налегал на маринованные грибы. Пили за отцов и детей, за беспризорников и дружбу народов. Под занавес вечеринки, загадочно подмигивая хозяину, Потап сказал тост:
— За ваши гены! Вы можете гордиться ими.
Феофил Фатеевич тяжело посмотрел на сотворенный им генотип, отвернулся к окну и прослезился. Прохныкав несколько минут, он уснул прямо за столом.
Неспешно покончив с ужином, старатели вышли на балкон.
— Это твой родственник? — осведомился эфиоп, глядя вдаль, где тусклыми фонарями обозначалась окраина Козяк.
— Скорее твой, — ответил бригадир, глядя туда же. — Тщательно обследовав генеалогическое древо, я выяснил, что вы с ним висите на одной ветке. Он твой папа.
Тамасген возмущенно засопел.
— Ты… сказаль… что я ему… сын?!
— Видишь ли, выдать тебя за его дочь было бы сложнее. Впрочем, если ты настаиваешь…
— Но как же он мог поверить?
— На то были свои основания. А что ты так pазволновался? Радоваться надо.
— Мы его обманули, — понурился эфиоп. Опять обман… Обманывать плохо…
— Чего-о! Это кто говорит? Это непорочная дева Мария говорит? Нет, если я не ошибаюсь, этот голос принадлежит самозванцу, который только и мечтает околпачить сотню-другую доверчивых провинциалов и загрести деньгу.
Усыновленный сконфуженно молчал.
— Причем, — обратился Потап к невидимому судье, восседающему где-то в черном небе, — прошу заметить, ваша честь, что я за свою невинную ложь не взял ни копейки. Более того, я помог снять тяжкий грех с души раба божьего Феофила. Попрошу, Господи, записать это на мой счет, сдачи не надо.
Произнеся сию тираду, бригадир облокотился на перила и, плюнув вниз, проводил улетающий в бездну плевок равнодушным взглядом. Подумав, он вновь плюнул на землю, но на этот раз вложив в процедуру какой-то особый смысл.
— Высоко, — со значением сказал Потап.
— Высоко, — согласился Гена.
— И это все, что ты можешь мне сказать? Тогда я тебе скажу. Не исключено, что завтра мы проснемся совсем другими людьми. Нас будут называть на "Вы", и мы никогда больше не будем ездить в общественном транспорте. Нет! Возможно, такими людьми мы ляжем спать уже сегодня. Но перед сном надо потрудиться.
— Ты хочищь…
— Да, пора нам заняться своими прямыми обязанностями. Сейчас перетащим сюда коллекцию скульптур и будем делать вскрытие.