Идолов не кантовать

Нуриев Сергей

— Ка-ка-я гну-усность! — голосил Куксов.

— Ну а вы? А вы что? — подал жару Христофор Ильич.

— Я? А что я! Я церемониться не буду. Я ее хвать! — И Мирон Мироныч, протянув обе руки, продемонстрировал товарищам, как он ее "хвать".

— Это уже вообще, — поник зав. отделом агитации.

Посмотрев на него подбитым оком, уполномоченный не спеша закурил.

— Ага, а что дальше? — торопил его Христофор Ильич.

— А дальше он проснулся, — зевнув, проговорил председатель.

Наступила напряженная пауза.

Райкомовцы,

как громом пораженные, уставились на Мамая. Затем — на пропагандиста. Коняка горестно вздохнул, выражая полное согласие.

— Как? — опешил молчавший доселе диссидент.

— Так, — спокойно ответил Потап.

— Так это все был сон?!

— Все. Кроме расплаты. Расплата, как вы все сами можете заметить, пришла наяву.

Владимир Карпович облегченно захихикал. Соратники, не скрывая разочарования, переместились на другую половину кабинета, оставив уполномоченного в одиночестве.

— Это… Это возмутительно! — негодовал Харчиков. — Почему я должен выслушивать весь этот бред сивой кобылы?

— Коня, — не замедлил поправить Куксов.

— Это никакой не бред! — вскипятился Мирон Мироныч. — Это было на самом деле, только во сне. И девка такая есть. Я даже имя могу назвать Людка. И фамилия у нее имеется, только я сейчас не помню!

— Ваши извращенческие фантазии приберегите для своих внуков.

Коняка встал, распрямил плечи и, энергично размахивая руками, принялся кричать. В этом крике чувствовались и досада за недосмотренный дивный сон, и обида за грубое обращение с ним Пятилетки Павловны, и последствия этого обращения, и стремление оправдаться перед товарищами, и даже отчаяние. Отчаяние человека, который своими глазами видел летающую тарелку, но ему не верят.

Из нервного монолога Мирона Мироныча райкомовцы узнали, что и им грозит опасность. Ибо Пятилетка Павловна, выбив из мужа правдивые показания, пообещала собственноручно разгромить "Реставратор", откуда произрастает корень зла.

— Уходить, уходить надо, — пискнул Сидорчук, который с большой охотой сражался бы с властями, но опасался агрессивных женщин.

— Точно! Самое время! — засуетился Владимир Карпович, надевая пальто. — Я знаю ее — неуправляемая особа. Нет никаких гарантий, что мы уцелеем.

Подпольщики стали экстренно готовиться к отходу.

— Не спешите, — хладнокровно произнес Мамай, — она здесь уже была.

— Когда? — замерли товарищи.

— Когда вы отсиживались в туалете. Мирон Мироныч, оцените эту дверь. Ее работа?

— Ее! — радостно сообщил Коняка, осмотрев протараненный вход. — Это моя Пятя совершила.

— Так вот оно что! — зашипел Владимир Карпович. — Старый развратник, это из-за вас целый день мы подвергаемся опасности. Товарищ Мамай, его опасно держать рядом с собой. Он с приветом. У них все семейство с приветом! Сынок невинных людей душит, мамаша рушит здания и сооружения, а этот по ночам развратничает! Надо его репрессировать.

— А имущество конфисковать, — поддакнул Харчиков. — Конфисковать и разделить поровну.

— Ладно,

репрессируем, — равнодушно сказал председатель, расчесываясь перед зеркалом. — Может быть. После акции. А пока переведем его на штрафные работы. Во-первых, Мирон Мироныч, займитесь ремонтом кабинета. Чтобы завтра здесь не осталось и следа от стихийного бедствия, на котором вы женаты. Во-вторых, отныне вы разжалованы из уполномоченных. Как видно, близость женщин нарушает вашу психику и делает социально опасным. В-третьих, вы поступаете в распоряжение Льва Ароновича, будете состоять при нем посыльным. Пока все. Остальных прошу занять рабочие места.

Райкомовцы стали расходиться. Начальник производственного отдела побрел на завод металлоизделий заказывать металлическую корону, под золото. Товарищ Куксов, назначенный вместо баптиста уполномоченным, торопливо затрусил в "Агрегат", диссидент и председатель направились в "Литейщик".

"Что ж, — рассуждал Мамай, вспомнив предсказания астрологов, — встречи с недоброжелателем я избежал. Интересно, удастся ли сохранить имущество.

Егo спутник рассеянно смотрел по сторонам и сосредоточенно сочинял музыку.

— Что-нибудь выходит? — спросил Потап.

— Выходит. Вот послушайте: ля-ля, ля-ля-ля, ля-а-а. Ну как?

— Очень хорошо. Придумайте еще таких штуки три и стихи не забудьте. Но учтите, что кроме песен и плясок на ваши хилые плечи ложится и художественное оформление акции.

— Мне бы инструмент еще, — вздохнул талант.

— Будет вам инструмент, — пообещал Патап, смело заходя в кабинет директора ДК.

Чаботарь О.В. встретил гостей очень радушно. Выслушав их просьбу, Олег Васильевич с готовностью согласился предоставить им в пользование концертный рояль. Правда, тут же предупредил он, рояль нужно очистить от старых стендов и изгнать из него мышей. К тому же в нем западают диезы и бемоли.

— Ничего, — успокоил Потап, — ни диезы, ни бемоли нам не пригодятся.

Не теряя времени, Сидорчук отправился осваивать новый инструмент. Оставшись вдвоем, Потап Мамай и Чаботарь О.В. с удовольствием покалякали о том о сем как старые добрые знакомые. Директор кoppeктно избегал касаться темы об экстрасенсах и магах, чтобы не конфузить заезжего актера. Сойдясь в конце концов на том, что культура находится в упадке, деятели тепло распрощались.

Было уже совсем темно, когда чекист, выйдя на улицу, констатировал, что критический день кончается.

Город тихо и неумолимо вымирал, запутавшись в тумане.

"При такой погоде выкрасть Ильича — что раз плюнуть", — мелькнула у Потапа шальная мысль, которую он тут же отвергнул, успокоив себя тем, что не пройдет и двух недель, как золотой болван сам бросится в его объятия.

Из крайних окошек "Литейщика" вылетали и таяли в тумане нудные, режущие слух звуки, издаваемые, очевидно, рассохшимся роялем.