Идти туда, где ты
Шрифт:
Вместо того чтобы стушеваться или сделать вид, что ничего не произошло, кивнув Алисе, как старой знакомой, и направившись куда-нибудь в другую сторону, Макаров, сунув руки в карманы джинсов, двинулся прямиком к ней. И, дойдя до ее скамейки, своим глубоким и густым, как тягучий пьянящий ликер, голосом произнес:
– Вечером дождь обещали, а ты без зонта.
– Ты тоже! – равнодушно ответила Алиса.
– Я не простужаюсь.
– А у меня есть дождевик. Кстати, ты что здесь делаешь?
– Не видно, что ли?
– Навязываешься, - констатировала
Семейство по соседству шустро ретировалось. Макаров сдержанно усмехнулся и уселся на скамейку. Вид его, впрочем, несмотря на усмешку, был далек от спокойного.
– Ну… В Эрмитаже с детства не был, а в Океанариуме – вообще впервые. Так что спасибо, было увлекательно.
– Мог бы и соврать.
– Мне же не двадцать лет, чтобы врать.
– Если уж ты научился не врать, то не мешало бы научиться и выполнять обещания, - ворчливо сказала Алиса.
– Я пытаюсь, - не менее ворчливо сообщил он. – Когда-то я обещал сводить тебя сюда весной. Прости, о том, что у меня, оказывается, есть такая возможность, я узнал в прошлом месяце. Немного не успел. И если бы не случайность, ты бы даже не знала, что я здесь. Шифровался же столько времени.
– Хреновый из тебя Джеймс Бонд!
– Какой есть, - пожал Макаров плечами. – Можешь добавить в копилку моих прегрешений.
– Это не мои заботы.
Илья поднял глаза в небо. То заволокло серой дымкой – почти беспросветно. Или это только он не видел просвета? Становилось душно, как в парилке. И он очень многое отдал бы за то, чтобы глотнуть прохладного воздуха и хоть ненадолго увидеть бескрайнюю синеву.
– Девчонка у тебя прикольная, - наконец, произнес он. – Акулят кормила, думал, не уйдет от них.
– Ей дай волю – она всех кормить станет.
Макаров улыбнулся, посмотрел на Алису и проговорил:
– Дети добрее взрослых.
Пока Алиса размышляла, стоит ли отвечать, заметила Соню, вприпрыжку несущуюся по дорожке, и помахала ей рукой. Макаров глянул в том же направлении. Он ни минуты не лгал – девочка ему правда нравилась. Длинная, как ивовая лоза, ладная, с замысловатой косой, пущенной по голове. Это за ней он наблюдал последние три дня едва ли не больше, чем за ее матерью. Маленький диковинный человечек. Справедливости ради, не такой уже маленький. И на третий день наблюдений – почти не диковинный. Забавный и трогательный. Но дети всегда казались ему существами инопланетными.
А это племянница. Племянница, которую произвела на свет женщина, которая могла быть его женой. Осознание этого пришло не первый раз, но резануло по нервам – как первый.
Соня подбежала к ним ближе и замерла, глядя на незнакомца возле матери. Макаров тоже невольно выровнялся на скамье и посмотрел прямо на нее.
– Obiecale's powiedzie'c[1]! – вдруг выпалила девочка.
– Говори, пожалуйста, по-русски. Это некрасиво, - сказала Алиса и повернулась к Илье. – Соня у нас крайне любознательна, а твоя персона вызывает у нее живейший интерес.
– Макаров, - улыбнулся он, толком не зная, как правильно представляться, - Илья Макаров.
– Соня, - сообщил ребенок, явно стушевавшись
– Резонно, - согласился Илья.
– Только еще одного ее защитника мне и не хватало! Как «Шейкер»? – спросила Алиса у Сони.
– Тошнит! – весело сообщила она. – Но есть все равно хочу.
– Тогда пошли есть, - Алиса поднялась с лавочки.
Макаров тоже вскочил, чувствуя себя несколько не в своей тарелке, но уходить, судя по всему, намерен не был. Да черт его раздери, если он сейчас уйдет! Тот факт, что Алиса то ли постеснялась, то ли не посчитала нужным сказать дочери, что они типа… родственники, его завел… и, кажется, включил Макарова-образца-двенадцатилетней-давности, хотя он совсем не хотел его включать. Этот хам временами мешал ему жить.
– Уютное семейное заведение на берегу озера или культовое место на Крестовском? – приподняв одну бровь над очками, спросил он.
– Обойдемся уютным, - сказала Алиса.
– Вот даже не сомневался, - пробормотал Илья.
В ресторанчике действительно было на редкость уютно. В эту пасмурную погоду, под легкий лаунж – особенно. Они устроились в беседке у воды и смотрели, как по ее поверхности от ветра идет рябь. Сонька нагло стащила со стола булку и бросала ее утятам, примостившимся с их края пирса, и поглядывая то на мать, то на незнакомца, иногда ловя его взгляды на себе.
Макаров и рад бы не смотреть – да не получалось. Как-то о Логинове не думалось. Нравилось наблюдать за их маленькой женской семьей, в которой мать казалась почти незнакомкой, а дочь – созданием плоть от плоти той женщины, которую он когда-то знал. И это было странно. В уравнении что-то не складывалось. Может быть, в силу того, что как раз где-то в этом уравнении и должен быть Ник.
Но об этом действительно не думалось.
Между собой они почти не говорили. Но Алиса постоянно переговаривалась с Соней, и Макаров периодически встревал, понимая, что именно встревает. И что его мнения никто не спрашивает. И что Алисе это может даже не нравиться. И что он не умеет разговаривать с детьми. Потому говорил, как взрослый. Может быть, и не прогадал. Потому что Сонины глаза стали еще внимательнее и любопытнее.
– А в Музей иллюзий вы ходили? – между делом, поинтересовался Макаров, прекрасно понимая, что не ходили.
– Нет, - ответила Алиса. – Нельзя успеть всё за неделю.
– Юра…. Тё как-то хвастался, что с малыми ходил. Говорит, понравилось.
– Мы завтра на Россию в миниатюре еще хотели. А вечером у нас торжественные сборы.
– В зоомагазин! – раздалось от окна. Сонька, жующая булку, повернулась к ним. – Ты обещала.
– И в зоомагазин успеем, - кивнула Алиса. – Не ешь всухомятку!
Девочка послушно отправила в рот ложку супа и демонстративно улыбнулась. Иногда она соображала, когда лучше промолчать. Зато Макаров этим ценным качеством похвастаться не мог. Потому несколько более весело, чем ему было в действительности, выдал: