Идти туда, где ты
Шрифт:
Дома они не поговорили. Едва закатив в квартиру чемодан, Логинов мрачно посмотрел на Алису и буркнул:
– Мне надо вернуться в офис. Работы много. Так что буду поздно, не ждите к ужину.
– Не перетрудись! – посоветовала ему в тон Алиса.
– Ты же тоже пашешь в поте лица, - зло рявкнул Ник и наклонился, чтобы ее поцеловать.
Она отвернулась. Впервые за годы их жизни она в открытую отказалась поддерживать видимость нормальных отношений.
– Соня, что ты стоишь? – проворчала Алиса, не сдержавшись. – Иди собираться!
Девочка
– Знаешь, - проговорил он, будто бы упивался собственным бессилием. – Мне бы хотелось, чтобы следующий наш ребенок был похож на меня, а не на «дядю Илью».
А потом резко развернулся и вышел в дверь.
И даже не догадывался, что однажды у их следующего ребенка имелся шанс быть похожим если не на Никиту, то уж никак не на Илью.
Это случилось несколько лет назад. Тогда Алиса узнала, что у Ника появилась другая женщина.
Ударило больно. Это была не ревность, но странное чувство непонимания: как можно говорить о любви и делать прямо противоположное по всем человеческим законам.
Илья говорил о любви – и выгнал ее без сожалений.
Никита утверждал, что любит – и завел любовницу.
Алиса молчала, не желая закатывать сцен и требовать уважения.
Если это называется любовью, она не хочет такой любви.
Спустя несколько месяцев странно подвешенного состояния и постоянных подозрений у нее случился проект в Щирке. Две недели без семьи. Она скучала, скучала по Соне и по Никите.
И убеждала себя, что это не так, что она не может скучать по мужу. Нельзя скучать по человеку, которого не любишь, и который тебе изменяет, словно бросает вызов и одновременно бережет. Он приходил поздно, рубашки с засохшими пятнами спермы сам кидал в корзину для грязного белья, но наполнял спальню чужим запахом, от которого у Алисы нередко начинала болеть голова.
В попытке отвлечься в один из свободных дней она пошла в художественную галерею, где проходила выставка Томаша Коперы. Его картины всегда привлекали ее – фантазия, проявляющаяся в трещинах. Оголенность нервов и магма скрываемых эмоций. То, что было сейчас так близко Алисе и хлестало по обостренным чувствам наотмашь.
Его звали Петер. Все началось с образных разговоров о символизме, а закончилось в постели в маленькой комнатенке под крышей старого дома качественным и разнообразным сексом. Он оказался истинным современным художником – ко всему относился легко, не задавал лишних вопросов и не позволил ей спать до самого утра. На рассвете они оставили друг другу рисунки на теле – на короткую память…
Алиса никогда не вспоминала о нем, но и не жалела о ночи, так не похожей на всю ее жизнь.
Сегодняшний день в калейдоскопе не разразившейся ссоры и взаимных обид принес с собой забытое воспоминание. Петер нарисовал на ней звезду, взлетающую с живота и рассыпающуюся тысячами осколков на груди.
Она
«Почему звезда?»
«Каждая женщина хочет быть чьей-то звездой, но мужчины разбивают их на куски и разбирают на сувениры».
«Ты еще и философ?»
«Ну ты же повелась. К каждому есть свой подход».
К каждому есть свой подход…
Логинов сдержал слово. «Работал» допоздна. За это время чемодан на завтра был уложен, Тадеуш введен в семью Ахатинских и, по заверению Сони, принят крайне радушно, ужин был с аппетитом съеден, посмотрена сказка на сон грядущий.
И получен короткий звонок.
– Ваш муж моется у меня в душе, - сообщили Алисе звонким со скрипящими нотками голоском.
***
Он никогда не задумывался над тем, что такое точка невозврата и как можно ее пройти и не заметить. Он просто жил день за днем, пытаясь разобраться, как жить. Это было задачей более сложной, чем деление жизни на вехи.
Сколько их было, этих вех? Никита не знал.
Знал, что просто ему никогда ничего не давалось. В самом главном – никогда и ничего. Будто бы выгрызал.
Смешно, что таких, как он, считают хозяевами жизни. Он и одной минутой распорядиться не может.
Под еле теплыми струями воды в чужой квартире он вспоминал. С чего все это началось? Как все это началось? Должно ли было все это начинаться? Имело ли право на продолжение?
Он видел себя, не достигнувшим в своем возрасте четверти века. И видел Илью, улыбчивого мальчишку, друга, самого главного друга. И у них тоже были вехи.
Детство и дружба.
Дружба и игра.
Игра и жизнь.
Жизнь.
Их собственная точка невозврата оказалась пройденной как-то совершенно незаметно. Он и не понял, где та минута, после которой все было кончено. Понять бы, где, когда…
День, когда Илья поставил новое условие в их игре? День, когда Ник влюбился в игрушку? Или день, когда Макаров эту самую игрушку отнял обратно, нарушив все правила и условия? Были еще варианты.
После той теперь почти забытой аварии она пришла сама. К нему – сама. К первому и единственному. Больше ни к кому. Давало ли это право? Или и было точкой невозврата к себе самому?
Дита пила вино, примостившись возле него на диване. И заглядывала преданными глазами в его глаза, будто бы искала в них дом. И не находила.
Он сам искал дом и не находил.
Это мог быть обычный хороший вечер возле жены, которую он любил. А получился вечер точки невозврата. Еще одна веха пройдена. Логинов усмехался про себя и молчал, когда Дита что-то спрашивала. Секс был пресный, отработка программы. А в голове колотилось единственное: как жить дальше?
Домой он приехал уже за полночь. Открыл дверь своим ключом. И замер, обнаружив, что в их комнате все еще горит свет. Знал, что надо идти туда. Но боялся. Боялся делать эти последние шаги. И вместо этого, разувшись и резко развернувшись в другую сторону, отправился на кухню. Набрал воды из крана. Жадно выпил. И только потом пошел к Алисе.