Иду на «ты»

Подгурский Игорь Анатольевич

Кобра резко отпрянула, как от удара, и теперь не сводила взгляда с древнего глиняного черепка. Капюшон опал, шипение затихло. Змея свернулась в огромный клубок и замерла, прикрыв глаза. Слон затрубил и помчался напролом, ломая бамбук и толстые деревья, как спички. Ни животные, ни люди не любят смерть и ее слуг.

Слон еще долго носился по джунглям, резко меняя направление. Он петлял среди деревьев, пробегал по ручьям, шел задом наперед и заметал следы зажатой в хоботе пальмой, вырванной по дороге. Погонщик попытался приструнить животное своим жезлом, но слон вырвал палку у Хирли и зашвырнул ее далеко в заросли какого-то колючего кустарника.

После

этого он еще несколько часов беспрепятственно продолжал петлять по джунглям, так что любая погоня была обречена на провал. «Нам бы в Полесье десяток таких,– восхищенно оценил его возможности Кузнецов.– Настоящий партизанский слон! Такой бы карателей на отряд ни в жизнь бы не навел». Николай размечтался не на шутку, однако табличку, спасшую им жизнь, не забыл бережно спрятать в вещмешок, замотав в чистые портянки. Задов вновь задремал, Хирли делал вид, что все идет по плану, а вошедший во вкус бек потихоньку таскал из кармана сидящего впереди погонщика все новые и новые трубочки бетеля.

Темнело. Безмолвные весь день джунгли начали оживать. В кронах деревьев слышалось хлопанье крыльев. Для ночных птиц и зверей наступал их «день». Первыми появились шакалы, они осторожно крались вдоль тропы, периодически припадая мордами к земле.

Внезапно из высокой травы выскочила антилопа и помчалась прочь, словно по пятам за ней гнался заммордух Баранов. Потом повстречалось стадо диких кабанов с поросятами.

Свиньи слону дорогу уступили неохотно. Сойдя с тропы, они еще долго хрюкали вслед, оскорбляя серого гиганта, служившего людям. Они перехрюкивались так мерзко, что разозлился даже внезапно проснувшийся Задов. «Вернуться бы и начистить им рыла!» – злобно подумал Лева, вновь погружаясь в дремоту.

Был момент, когда отважные путешественники были на поросячий хвостик от смерти, но узнать об этом им так и не довелось.

Когда они проходили особо узкий участок тропы в маленькой ложбинке, то не заметили, что, замерев на месте, за ними настороженно наблюдает стая волков во главе с мальчиком, на груди которого висел кинжал, украшенный крупным рубином. На пришлых мальчик смотрел исподлобья. Он не любил белых людей и еженедельно обновлял экспозицию их черепов в белых пробковых шлемах.

Однако на этот раз у него было по меньшей мере три причины, чтобы оставить колонизаторов в покое.

Во-первых, с Хатхи он был одной крови – слон и он.

Во-вторых, ему позарез нужно было по-скорому смотаться в соседнюю деревню за огненной водой и огненным цветком, чтобы показать оборзевшему вконец Шер-Хану, кто в джунглях настоящий хозяин.

В-третьих, хотя мальчик себе в этом никогда бы не признался, его смутил запах дешевой армейской ваксы на сапогах высокого блондина и его черный головной убор с козырьком. Сладкий, дурманящий аромат, забивающий благоухание цветов, вызвал ранние младенческие воспоминания – высокого сильного мужчину, который вырвал малыша из лап стаи шакалов, неделю лечил водичкой, обжигающей нутро и раны, и все приговаривал: «Заберу тебя, бедолага, к ядреной матери, и усыновлю. Будешь мне под старость груши да каштаны в саду обрывать». Через неделю, впрочем, малыш от мужика сбежал, но вкус странной воды, запах сапог и вид головного убор – правда, зеленого, а не черного – бережно хранил в своем сердце как единственное в жизни светлое воспоминание.

Так что волчью засаду слон и путешественники миновали беспрепятственно и спустя еще пару часов заметили среди деревьев слабо

мерцающий огонек. Слон, помахивая хоботом, зашагал бодрее. Где огонь, там всегда пища, ночлег и отдых, если это, конечно, не лесной пожар. Хотя и там некоторые отогреваются душой.

Тропа, по которой они ехали, медленно забиралась в горы. За очередным поворотом между деревьями показалась поляна, на которой стояла убогая хижина, крытая пальмовыми листьями и листами влажного от сезонных дождей картона. Сквозь открытую дверь виднелся очаг, в котором ласково плескался замеченный ими огонь. А рядом с лачугой в набедренной повязке и в тюрбане на голове стоял человек, который кормил обезьяну и что-то ей настойчиво втолковывал. Он был худ до такой степени, что кости его, казалось, вот-вот прорвут черную кожу. Обезьяна между тем с важным видом набивала свои защечные мешки орехами и степенно кивала, как будто соглашаясь. Она заметила гостей первой, схватила хозяина одной лапой за повязку, другой указала на появившегося слона и опрометью скрылась в лесу.

Незнакомец, близоруко щурясь, рассматривал сползающих со слона людей и настороженно прислушивался к стонам бека, руки и ноги которого изрядно затекли.

– Мир вам! – гостеприимно приветствовал он небольшой отряд, вежливо дождавшись, когда бек, последний из покинувших корзину, сочно шмякнулся на землю.

Проводник Хирли часто и суетливо кланялся, сложив перед грудью ладони рук в индусском приветствии.

– Слышь, доходяга! Ты, случаем, не отшельник?– спросил старика в лоб Задов, почти не сомневаясь в ответе.

– Некоторые и так меня называют,– задумчиво согласился незнакомец и прихлопнул пяткой комара на шее.– А родители нарекли Радживом.

– Значит, мы к вам, просвещенный,– вежливо улыбнулся Радживу Кузнецов и, склонив голову в приветствии, протянул ему глиняную табличку.– Это нас просили передать именно вам.

– Заждался я вас,– с недоумением разглядывая черепок, отозвался отшельник.– Хотя, сами понимаете, понятие времени относительно, и тут, в горах, почти ничего не значит. Зайдите в дом, дорогие гости.

Вслед за хозяином они вошли в хижину, которую он гордо именовал домом. Только Хирли, заметно робевший перед отшельником, предпочел разделить ночлег и вечернюю трапезу со слоном.

В центре земляного пола лачуги находился простой очаг, сложенный из крупных камней. Над ним висел закопченный снизу котелок, в никелированных боках которого отражался красный огонь. Рядом лежала циновка, еще с десяток подстилок были свалены кучей в углу. Там же стояла пара кувшинов свежей дождевой воды.

Старый отшельник с благородными чертами лица склонился над котлом, что-то там, зажимая нос, помешал, а потом выложил на чистый банановый лист перед каждым гостем небольшую горку вонючего риса и по три банана.

Сам есть не стал, объяснив, что от риса его тошнит, на бананы ему смотреть уже просто невмоготу и что вообще у него в принципе внеочередной пост.

Запасливый бек молча достал из кармана своего длинного халата банку армейской тушенки и под завистливым взглядом Задова со вздохом протянул ее хозяину.

– Говядина? – как от чумного, отстранился от батыра отшельник.

– Свинина! – грустно вздохнул бек, стараясь не глядеть на Задова.

Гости еще не приступили и к первому банану, а отшельник, припрятав вылизанную до блеска пустую банку в угол лачуги, уже молча сидел, прикрыв глаза и перебирая четки, которые вытащил из складок набедренной повязки.