Идзуми Сикибу. Собрание стихотворений. Дневник
Шрифт:
После того как принц уехал, женщина взглянула на его предыдущее послание и обнаружила там такую песню:
44
«Поведали мне — Из-за меня ты тоскуешь, Глядишь на луну. И я поспешил убедиться, Верны или нет эти слухи?»«Ах, он все-таки необыкновенно хорош! — подумала она. — Как бы я хотела, чтобы он переменил свое мнение обо мне, похоже, он слышал лишь самое неблаговидное!»
Принц тоже полагал женщину особой весьма достойной и надеялся, что она поможет ему избавиться от томительной тоски, столь часто овладевавшей им в последнее время, однако же рядом с ним всегда находились люди, готовые оговорить ее. «Вроде бы к ней частенько наведывается Гэн-но сёсё [148] . И даже дни проводит в ее доме», — нашептывали ему одни. «Говорят, Дзибукё [149] тоже у нее бывает…» — вторили им другие. Очевидно, им удалось
148
49 Гэн-но сёсё — предполагается, что речь идет об одном из любовников Идзуми Сикибу, Минамото Масамити, он был племянником жены Фудзивара Митинага, Ринси, и имел в то время звание Укон-но сёсё — Младший военачальник Правой личной императорской охраны.
149
50 Дзибукё — начальник Дзибусё, Ведомства упорядочения и установлений. В описываемые в «Дневнике» годы этот пост занимал Минамото Тосиката, брат одной из наложниц Фудзивара Митинага, Мэйси. Ему в то время было 45 лет. Была ли у него связь с Идзуми Сикибу или нет, точно не известно.
Как-то в наш дом зашел Кодонэри. Девочка-служанка и прежде не упускала случая перемолвиться с ним словечком-другим, вот и теперь, слово за слово, и девочка спрашивает: «Нет ли сегодня письмеца для госпожи?» «Нет, — ответствует Кодонэри. — Однажды, изволив пожаловать к вам, его высочество приметил у ворот чью-то карету и потерял охоту писать. Кажется, он узнал, что кто-то посещает вашу госпожу».
После того как Кодонэри удалился, девочка — «так, мол, и так» — сообщила, и я огорчилась чрезвычайно. «Пусть мне давно уже не приходилось прибегать к принцу, — думала я, — пусть я даже не полагала его своей опорой, во мне все же жила надежда, что пока он хоть иногда вспоминает обо мне, наша связь не порвется. Он же, будто и впрямь была за мной какая вина, усомнился во мне, поверив наветам…» Сетуя на злосчастную судьбу свою, я вздыхала: «Но тогда отчего…» [150] , и вдруг принесли письмо от принца.
150
51 «Но тогда отчего…» — цитируется стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 934: «Не так уж и много // Жить в этом мире осталось, // Но тогда отчего // Мечутся думы, как травы морские, // Когда их срезает рыбак?»
«Недавно какой-то необъяснимый недуг овладел мной, и мучился я чрезвычайно… — писал он. — Несколько раз заезжал к вам, но похоже не вовремя, во всяком случае, каждый раз принужден был возвращаться ни с чем, и столь явное пренебрежение…
45
Так уж и быть, Пенять на сей раз не стану Лодке рыбачьей За то, что, отчалив от берега, Исчезает в дали залива…»Сконфуженная — принц явно слышал обо мне слишком много дурного — я не хотела отвечать, но подумав: «В последний раз», — написала так:
46
«У залива Рукав, Смотрю, как стекает каплями соль, И большего не дано. Платье рыбачки поблекло, А лодка давно уплыла».Пока мы обменивались такими письмами, настала седьмая луна. На седьмой день [151] от многих пылких поклонников принесли послания, в которых говорилось о Ткачихе и Волопасе, но я и взглянуть на них не пожелала. Прежде принц никогда не пропускал такого случая, и я уже подумала было, что он в самом деле забыл обо мне, но тут как раз принесли письмо. Развернув его, я прочла:
151
52 «На седьмой день…» — на седьмой день седьмого месяца по лунному календарю празднуется праздник Встречи Звезд, Танабата. Согласно древней китайской легенде, этот день — единственный день в году, когда встречаются звезды Альтаир (по китайской легенде — Волопас) и Вега (Ткачиха), все остальное время вынужденные жить в разлуке по разным сторонам Млечного Пути (Небесной реки). Звезды встречаются на мосту, наведенном сороками через Небесную реку.
47
«Думал ли я, Что, превратившись в Ткачиху, В ночь Танабата На реку Небесную стану С такой тоскою смотреть…»Больше он не написал ни слова, но я была рада и этой песне — ведь несмотря ни на что он все-таки не упустил случая… И ответила так:
48
«Любуешься небом? А я на него сегодня И глядеть не хочу. Лишь вздыхаю, ну разве не горько — Встречать ночь Танабата одной…»Прочитав это письмо, принц подумал, что все же не может совершенно выбросить женщину из своего сердца.
В последний день месяца от него принесли такое письмо:
«Я страдаю, в неизвестности пребывая… Неужели хотя бы иногда… Право, подобное пренебрежение…»
Женщина
49
«Крепок твой сон, Ты не слышишь, а ветер осенний Ночами, ночами Призывно шумит, пригибая К земле метелки мисканта».И он не преминул откликнуться:
«Ах, моя милая! Вы хотите сказать, что ваш сон некрепок? И только-то? А ведь "когда вздыхаешь…" [152] Похоже, ваши чувства не так уж и глубоки…
50
Если б и вправду Ветер шумел в мисканте, Я б, наверное, слушал: Быть может, не спит любимая, Вот-вот поманит меня [153] ».Спустя два дня в сумерках к дому неожиданно [154] подвели карету, и из нее вышел принц, а как дотоле нам не случалось видеться в такое время, я очень смутилась, однако делать было нечего. Побеседовав со мной о разных пустяках, он удалился.
152
53 «…когда вздыхаешь…» — цитируется стихотворение Ки-но Цураюки: «Когда ты тайком // Вздыхаешь, и думы мятутся, // Как тростник в Нанива, // Разве может даже притворный // Сон сомкнуть твои веки?»
153
54 «Вот-вот поманит меня…» — образ качающихся метелок мисканта часто связывается в японской поэзии с любовным призывом: качаясь, они как будто манят, зазывают к себе. Ср., например, с таким стихотворением Аривара Мунэяна из антологии «Кокинвакасю», 243: «В осенних лугах // Рукава ли в траве мелькают? // Мискант-сусуки, // Метелки взметнув, призывно // Машет, будто бы рукавом».
154
55 «…к дому неожиданно…» — по обычаям того времени принц должен был заранее прислать письмо с непременным стихотворением, в котором содержался бы намек на скорое свидание. К тому же он приехал еще до наступления темноты, что тоже было необычно. Столь ранним визитом принц, возможно, хотел показать, что готов перевести свои отношения с Идзуми Сикибу в новую стадию, то есть признать ее своей официальной любовницей. К тому же согласно правилам любовной игры, если бы он заранее сообщил ей о том, что приедет задолго до наступления ночи, женщина должна была бы сделать вид, что не может его принять, очевидно, поэтому он и предпочел приехать неожиданно. Вместе с тем, карету подвели к самому дому, это говорит о том, что принц все-таки старался остаться незамеченным.
Прошло несколько дней, а его все не было видно, и, страдая от неизвестности, я написала:
51
«Сумрак осенний. Один за другим провожая Унылые дни, Вдруг поняла, сколь странна Наша последняя встреча…В самом деле, "нелегко человеку…" [155] ».
«Простите за долгое молчание… — ответил принц, — однако…
52
Не знаю, как ты, Ну а я никогда забуду, Да и можно ль забыть, Как встретились мы с тобою В тот давний осенний вечер…»155
56 «нелегко человеку…» — скорее всего здесь цитата, но точный источник не установлен. Некоторые исследователи предполагают, что цитируется стихотворение Онакатоми Ёсинобу из антологии «Сюивакасю»: «Улетая далеко, // Гуси тоскливо кричат. // Ах, в самом деле, // Так нелегко человеку // Отвернуться от этого мира…»
Если вдуматься, то право, как нелепо, что приходится искать утешение в таких вот тщетных, печально-мимолетных и ненадежных речах…
Между тем настала восьмая луна, и я выехала в Исияма [156] , намереваясь провести там несколько дней, мне казалось, что это принесет рассеяние томительной тоске, снедавшей меня последнее время.
Между тем принц, вспомнив, что давно не писал к женщине, призвал к себе Кодонэри, но тот сказал:
— На днях я был в ее доме и слышал, что собиралась в скором времени уехать в Исияма.
156
57 Исияма — имеется в виду монастырь Исияма, он располагался (и располагается ныне) в провинции Оми, местечке Отцу, неподалеку от столицы. Во времена Идзуми Сикибу этот монастырь был любимым местом паломничества для столичных аристократов.
— Что ж, этот день на исходе, — заявил принц, — а завтра поутру отправляйся в путь.
Написав письмо, он вручил его отроку, и тот удалился. Когда Кодонэри добрался до Исияма, я была не в молельне, а в своих покоях, однако же тоска по оставленной столице и мысли о прихотливых превращениях судьбы, забросившей меня в эту горную обитель, повергали душу в глубокое уныние, и я с искренним усердием молилась Будде. Вдруг мне показалось, что внизу под перилами кто-то есть, удивившись, я пригляделась и увидела Кодонэри.