Игорь Святославич
Шрифт:
Часто они засиживались допоздна, теша душу воспоминаниями прошлых лет, сидя за столом подле оплывших свечей.
— Не тот ты ныне, каким в молодые годы был, — сетовала Агафья, глядя на Игоря блестящими после выпитого вина глазами. — Раньше, бывало, коснешься тебя рукой где надо, и можно смело сарафан задирать. Ныне не так. Чего ты смурной такой? О Вышеславе печалишься? Зряшное это дело. Ефросинья не даст его в обиду.
Игорю тоже хотелось верить в это.
Устав от холодности Игоря, Агафья сказала ему однажды:
— Отпусти
— А ты и рада, — нахмурился Игорь. — Стыда в тебе нет!
— Ой, кто бы говорил! — поморщилась Агафья.
Игоря это вывело из себя.
— Ну-ка, раздевайся! — рявкнул он, толкнув Агафью к постели. — Чего глаза вытаращила? Тебе же этого хочется, потаскуха! Ублажу я тебя, мало не покажется!
Видя, что Игорь яростно срывает с себя одежды, Агафья тоже принялась раздеваться.
— Дверь хоть запри, скаженный! — промолвила она, уже лежа в постели и останавливая Игоря, устремившегося к ней, жестом руки.
Игорь, ругнувшись под нос, задвинул засов.
Далее он действовал более машинально, чем подчиняясь страсти.
Нагота Агафьи в ее тридцать шесть лет была уже не столь соблазнительна. Округлые бедра под платьем, лишенные покрова, выглядели рыхлыми, на животе выделялись жировые складки, обвислые груди утратили былую упругость и привлекательность. Впрочем, руки были по-прежнему красивы.
И волосы, распущенные по плечам, оставались столь же густыми и длинными.
Видимо, Агафья прочитала что-то по лицу Игоря, так как попросила его задуть свечи.
Но и в полной темноте Игорю не хватало того пыла, от которого Агафья приходила в экстаз лет десять тому назад. Чувствуя, что желание гаснет в нем с каждым движением, Игорь кое-как довершил столь бурно начатое. Изобразив усталость, он лег рядом с Агафьей, чувствуя, что она ждет от него продолжения.
Словно извиняясь, Игорь заговорил о племяннике, сыне Агафьи:
— Отроку шестнадцатый год пошел ныне, пора ему стол княжеский давать. Как думаешь, Агаша?
— Пора, — негромко отозвалась Агафья.
— Дам-ка я сыну твоему город Рыльск, что на Сейме-реке, — сказал Игорь.
Агафья в знак благодарности прильнула к щеке Игоря.
Кроме поцелуя, Игорь ощутил на своем лице женские слезы, но ничего не сказал, догадываясь, чем они вызваны.
Вышеслав вернулся из Галича в середине лета. Ефросиньи с ним не было.
— Захотелось твоей жене погостевать в отчем доме, разве мог я ей запретить это? — делился пережитым с Игорем Вышеслав. — Тесть твой дары принял и согласился с тем, чтобы сын его до поры, до времени обретался в Новгороде-Северском. Поначалу, правда, требовал выдать Владимира ему на суд, кабы не Ефросинья, не удалось бы мне отстоять шурина твоего.
— Как думаешь, удастся ей вымолить у отца прощение Владимиру? —
— Бог ведает, — Вышеслав пожал плечами, — ибо сильно озлоблен на сына своего Ярослав Осмомысл. Однако ж дочь свою он любит и ни в чем ей не отказывает. При известной изворотливости Ефросинья может добиться многого.
— Видел ли ты незаконного сына Ярослава? — поинтересовался Игорь. — Каков он?
— Конечно, видел, — усмехнулся Вышеслав. — Тамошние бояре втихомолку называют его Олег Настасьич. Молодец хоть куда! У Владимира перед ним лишь одно превосходство — он в законном браке рожден.
— Кому же Ярослав трон свой прочит?
— Олегу. И не скрывает этого.
— Вот видишь! — воскликнул Игорь. — Как я смогу примирить Владимира с отцом, коль меж ними Олег Настасьич стоит.
— Надо внушить Ярославу Осмомыслу, что один сын — одна опора его трону, два сына — две опоры, — сказал Вышеслав и подмигнул Игорю.
— Как же внушить ему такое?
— Время подскажет как, — твердо произнес Вышеслав. — Помни: время — самый надежный советчик и самый беспристрастный судья.
Игорь с восхищением посмотрел на друга: ему бы его уверенность и знание жизни.
Глава восьмая. Ссора
Поздней осенью в Новгород-Северский вернулась Ефросинья с сыном Святославом, привезя от отца множество богатых даров.
Она сообщила брату, не скрывая своей радости, что он может возвратиться в Галич.
— Отец прощает тебя и дает тебе в удел город Свиноград, — сказала Ефросинья, едва обнявшись с Владимиром, который выглядел ошеломленным.
Игорь в восторге от такого успеха подхватил Ефросинью на руки и закружился с нею по гриднице, восклицая:
— Ай да Фрося! Ай да умница! Ай да светлая головушка!
Едва он опустил жену на пол, к ней подскочил Вышеслав и расцеловал в обе щеки.
— Я говорил тебе, что жена у тебя — чистое золото!
Находившийся тут же Бренк только крякал от удовольствия, не зная, как выразить свою радость от случившегося.
— Чего смурной такой? — Бренк хлопнул по плечу Владимира, так что тот вздрогнул от неожиданности. — Радуйся! Закончились твои скитания, скоро сядешь князем в Свинограде! Кланяйся сестре за это.
Владимир натянуто улыбнулся.
Боялся он возвращаться в Галич и не знал, как скрыть это. Уже и жену с сыном перевез из Киева в Новгород-Северский, прижился тут. Но делать было нечего.
По первопутку в канун Рождественского поста двинулся бывший изгой в Галич.
Игорь дал в сопровождение шурину отряд дружинников. И вручил послание для тестя, в котором превозносил до небес его великодушие и мудрость.
Зиму Игорь провел счастливо.
На Рождество приезжал к нему Ярослав Всеволодович с заверениями в дружбе. Попутно сетовал на то, что, мол, князь киевский им помыкает, торговых гостей переманивает.