Игра Герцога
Шрифт:
— Кто это, или что вообще? — едва выдохнул дьяк. — В…в…волк?
— Да какой-там! Чей-то пёс злющий, сорвался с цепи, вон — ошейник на нём весь драный! — Зверолов прислушался — собаки окрест продолжали лаять. — Нужно спешить! Тварей на двух лапах я усыплять не умею!
Евтихий впервые за долгие годы молился по-настоящему, просил небеса, чтобы всё как можно скорее закончилось! Мысленно обещал — если суждено будет вернуться домой невредимым, то будет жечь свечи, кадить ладаном, читать каноны до утра, а с завтрашнего дня начнёт новую жизнь! Станет подлинным христианином, перестанет принимать и
— Долго ещё? — спросил Фока, глядя на полную луну.
— Аптека почти в самом центре! Где же ей ещё быть?
— Аптека. Почему, какого нечистого ещё… аптека?!
— Только два человека могут отлить пулю — это охотник Гордей, но к нему мы не доберёмся и до утра, если вообще найдём дорогу к заимке в лесу… И аптекарь Залман, инвалид войны с турками, то ли хирургом на ней он был, то ли как раз провизором, я не очень понимаю. Есть у этого господина всё нужное для дела, это я точно знаю. Только это тайна — никому!
— Залман, Залман… Да уж, всем расскажу, кого знаю! — усмехнулся Фока. — Если живы с тобой будем…
Евтихий сглотнул, и указал на покосившийся забор:
— Вот, выходим по нему, я летом от центра здесь путь к церкви срезаю, огородами!
— Ох уж, ходок выискался. Что ж, веди.
Идти вдоль забора стало легче, но скользко — там, видимо, по склону шли к ручью грязные городские стоки, и Фока несколько раз протягивал руку, когда дьякон, взбираясь, терял равновесие.
«И по льду идёт ведь ровно, сущий дьявол!» — подумал Евтихий. Он ещё раз обернулся назад — вдалеке виднелась фигура огромной собаки. Она напоминала болотную кочку, уже слегка припорошённую снегом.
Всё же Лихоозёрск был заштатным худым городишком, хотя и длинным, как змея. Ведь из такого захолустья путники поднялись к самому центру. Они миновали косогор, и вышли к задним дворам двухэтажных зданий. Дьяк зашагал в узкий проём между домами первым, но охотник дёрнул его за рукав, и заставил плотно прижаться спиной к шершавой стене:
— Что! — тот не успел вскрикнуть, ладонь зажала рот. Они посмотрели из проёма на тускло освящённую керосиновыми лампами мостовую. Мгновение — и по ней промчались сани с двумя вооружёнными ездоками:
— Никак! Ой ты, помощник исправника, а с ним — унтер-офицер! — прошептал Евтихий, когда Фока убрал ладонь. — Вот так ночка!
— Да, похоже, крупные птицы вылетели на нашу поимку! — ответил Зверолов. — Учти, схватят нас вместе, и тебе, братец, тогда несдобровать! Так где же эта проклятая аптека?
— Да вон, на углу, только перебежать и осталось!
— Если бы всё так просто! — Фока тревожно втянул воздух, его затрясло. — Ты вот что, готовься оправдываться! Врать-то ты мастак, так что, считай, настал твой заветный час! Отвяжись от них, если сможешь!
— Что? — дьяк ничего не понимал. Он закашлялся, и, выглянув к свету, увидел, что сани остановились.
— Не с места, кто там? — послышался окрик унтер-офицера. — Стрелять буду!
Евтихий осел, взмахнул руками, словно
* * *
Еремей Силуанович с нетерпением потирал ладони, поминутно подходил к окну, теребил бороду. В кабинет нерешительно вошли двое слуг. Хозяин посмотрел на стенные часы с боем — маятник за стеклом в виде солнца ходил из стороны в сторону, а золотые стрелки на циферблате с римскими цифрами сообщали, что прошла всего четверть часа с того момента, как ушёл странный, похожий на толстого ворона гость.
Слуги встали у большого кашпо с заморским деревом, словно хотели спрятаться в его листве, и прижались плечами. Один из них — высокий и рябой, не отводил взгляда от мощного хозяйского стола, где на зелёном сукне лежал развёрнутый свиток, прижатый увесистым мешочком.
— Чего уставился, дурень, а ну докладывай! — барин схватил ценности, и громко зашагал к стоящему у камина сейфу. — Языков нет у вас, что ли? Ну-ну, а ведь и правда не будет, срежу враз, притом обоим!
Но слуги в панике молчали, слушая, как хозяин нервно гремит связкой ключей и лязгает тяжёлой дверцей. Понимая, что слова Еремея Силуановича с делом не расходятся, стали кое-как подбирать фразы, перебивая друг друга:
— Мы вышли за ним сразу, задним двором.
— И он исчез!
— Сразу исчез!
— Как и не бывал!
— Сразу!
— Закройте рты, дурни! — рыкнул барин, и, подойдя, ударил открытой ладонью по столу. Тот с треском прокряхтел, словно глухой старик. — Он что, песчинка, что ли, взять и раствориться?
— Мы шли, — снова начали они наперебой. — И видели, как этот господин в чёрном свернул за угол. Шёл медленно, переваливалась, мы ещё подумали, как такой толстяк вообще может… Словно мешок с сажей.
— Сам ты мешок с сажей! Ну, что дальше? — Еремей Силуанович, потирая кулаки, подошёл к ним вплотную.
— А когда мы тоже свернули за ним за угол, то, это… никого вообще не увидели, пустая улица!
— Разве что, — добавил другой.
— Что? — выкрикнул барин. Оба отпрянули к двери, прижались к ней. Отступать было некуда.
— Ворон разве что только сидел на пожарной каланче, на самом верху, и орал диким голосом. Чёрный весь, аж угольный…
— Сами вы вороны, ишь! — барин ударил высокого слугу по щеке, а меньший получил коленом в пах. — Так бы и прокаркали сразу, что проворонили его!
— Барин, смилуйтесь! — сказал высокорослый, согнувшись в три погибели. — Сколько раз вы посылали вы нас по таким делам, и ни разу вашего доверия мы не потеряли! Всегда старались, как могли! Не хуже собак выслеживали. А тут — промашка вышла. Ей-богу, чертовщина какая-то!
— Да, без неё тут не обошлось! — добавил низкий, держась за глаз. — Я, когда этого ворона увидел, у меня аж нутро всё сжалось.
— Ещё и не так сожмётся! А ну, кыш с глаз моих! Хотя стойте, ироды! — Еремей Силуанович выдохнул. — Так, оба, бегом до исправника! Чтоб быстрее мухи летели! Передайте ему от меня поклон и приглашение как можно срочнее проследовать до меня. Что стоите?!