Игра Герцога

Доровских Сергей Владимирович

Поднявшись на второй этаж, чёрный герцог на миг замер у двери, и она резко открылась, словно от порыва ветра. Когда вошёл, свечи на туалетном столике вздрогнули и с шипением потухли, пустив пахнущий тяжёлой осенней прелью дым. Цыганка, что сидела, неподвижно уставив взор в зеркальную синеву, бросила стремительный взгляд чёрных, как виноград, глаз, на него. И тут же упала ниц:

— Великий господин, неужели вы почли возможным прийти за мной?

— Встань, Джофранка, ведь ты — Вестовая Хаоса!

Она не сразу распрямилась, и подняла подбородок, их

глаза сошлись. Красивое лицо цыганки налилось краской.

— Пришло время, — произнёс он. — Время, какое же оно стало неуправляемое в веке этом! Собирался выждать ещё одну ночь, но, как видно, колесо закрутилось быстрее, и даже я теперь не успеваю за ним, — чёрный герцог усмехнулся. — Ты последуешь за мной?

— Это такая большая честь! — и она перевела взор на карты. — Моя прабабушка…

— О да, та была славной, и отдала жизнь за меня. А ты готова?

Джофранка нерешительно кивнула.

— Да, этого может и не потребоваться. Но ты должна знать, что все, кто составляют мою покорную свиту, переходят грань, возврата к прошлому за которой уже нет.

— Мой господин, у меня нет, и не могло быть никакого прошлого. Всё моё прошлое — это только подготовка к встрече с вами, чтобы быть рядом! И то, что вы пришли, и стоите передо мной, заставляет моё сердце сжиматься и петь от радости! Я не смогла бы жить, если сегодня не ушла с вами!

Чёрный герцог осмотрел комнату, и увидел, что в углу у шкафчика к высокому потолку прикреплена толстая верёвка с петлёй:

— Я скала себе, что если мой господин не удостоит меня высокой милости быть рядом с ним, значит, я недостойная дочь моего рода.

— Нет, милая, ты достойная дочь. Кстати, кто был здесь до меня? — он сделал вздох и поморщился. — Тянет скверной.

Джофранка сжалась:

— Весь мой путь был, как движение лодочки по воде. И один тёмный человек долгое время довлел надо мной… он и определил меня сюда, в этот грязный «Прядильный дом».

— Всё знаю, — и он чуть усмехнулся. — «Прядильный дом». Пряжа очень даже прекрасна, как и любое рукоделие. Особенно ценю тонкое дело — вязание спицами. Думаю, тот, кто был здесь до меня, прямо сейчас познал сердцем всю тонкость этого тихого женского искусства.

И он подал холодную ладонь Джофранке, та с поклоном приняла и, выйдя следом, спустилась по лестнице. Когда проходили залу, та налилась необычайно ярким малиновым светом, и цыганка тому только обрадовалась. Смеясь, закружилась в танце. Она останавливалась у каждого, кто застыл в позе, и брызгала в лицо ядовитым громким смехом. На миг задержалась у выхода, где стояла, замерев на одной ноге, распорядительница «Прядильного дома». И, когда Джофранка подмигнула, из открытого красного рта Софи Жозефоны полезли, падая с глухим стуком о пол, шипя и извиваясь, разноцветные змеи. Они лились, подобно воде из фонтана, и тоже присоединялись к её танцу. Казалось, они негромко пели, раздувая капюшоны, и ползли к ногам чёрного герцога, склоняясь перед ним в почтении. Тот вытянул губы и щёлкнул пальцем. На миг блеснул малахитовый перстень — и чучело ворона повернуло

голову, став Гвилумом. Он накинул сзади на плечи Джофранке соболиную шубу:

— Ох, спасибо, мессир! Засиделся я в экипаже. Холодно, скучно! Спасибо, что призвали! А вам тепло, милая? — и он положил голову с длинным клювом ей на плечо. Джофранка потрепала его за перья.

— Гвилум, а ну-ка обернись в обличье смертных, пока рано! — скомандовал чёрный герцог, глядя, как цыганка любуется искорками, блестящими на гладком роскошном меху. — Прямо сейчас мы должны отправиться в гости, и там, поговаривают, готовились преподнести одной даме вот эту шубу. Уверен, что состояться сему событию будет не суждено. Эта дама сейчас очень занята, впрочем, как и её супруг… Так зачем же пропадать столь прекрасному соболю, тем более, он так идёт тебе, милая трефовая дама пикового туза!

* * *

Только после того, как завершил порученное тайное дело, Рукосуев начал приходить в себя и понимать, что в городе творится чёрт знает что. Он ехал по центральной улице и остановился, увидев лежащее посреди мостовой тело убитого владельца «Бухарских сладостей». Над ним склонились и выли женщины, а рядом толпились разгневанные мужчины в традиционных татарских одеждах. Когда помощник исправника спрыгнул и подошёл к ним, из бессвязного лепета так ничего и не понял.

— Хорошо, хорошо-с, что вы этого не оставите так! Но как это произошло хоть? Кто это сделал-с, как было, вы видели?

Ответов он так и не получил. Понял только, что разгневанные татары были готовы тотчас совершить самосуд, но над кем — было совершенно неясно.

— Так, всем немедленно-с разойтись по домам! И не выходить до утра! Приказ! Я еду в участок! В участок. Разберёмся! — и он отстранил от себя женщин, что давили и висли на руках. — Вы меня слышите-с вообще?

Посмотрел на суровые лица мужчин, и понял, что нет.

Удивило его другое — как такое могло быть? Убийство — неслыханное событие для Лихоозёрска! Судя по телу, которое уже начало коченеть на морозе, оно произошло не только что. Почему же нет никого из полиции? Неужели все, как болваны, столпились где-нибудь там, на пожаре?

Сил удивляться не было — Рукосуев в лихорадке этой ночи даже не успел осознать, что произошло с ним и унтер-офицером Сорокой в том проклятом особняке? Что это были за неведомые миру твари, что накинулись на них? А тут ещё — мало пожар, так и кровопролитие.

— М да-с, — выдохнул он морозный воздух, проезжая на пути к участку мимо дома купца Дубровина. Тут его взору предстало уже не просто убийство, а самое настоящее кровавое побоище! Тела уже чуть замело, лужицы крови застыли так, что блестели льдом в свете луны. И — тишина, никого.

Он понукнул коня и промчался мимо, даже не думая останавливаться. Понимал, что эту вакханалию устроил кто-то, и этот кто-то — не один, а скорее всего, целая шайка орудует, здесь, в городе. Рукосуев вжал голову в плечи.