Игра Герцога
Шрифт:
Гвилум цокнул языком:
— Наш господин приходит в сей мир всегда с добром, всегда — с дарами, но сам никогда не принимает ничего. Потому что он самодостаточен, и у него есть всё на правах хозяина. Даже подношения от чистого сердца ему ни к чему, — и сделал паузу. — А уж тем более… ваше сердце нечисто, а богатство нажито исключительно кровью и муками невинных. Всё, всё, как видите, обнажила великая Игра!
Удар по своду прервал его речь.
— Эх, расшалился старичок-лесовичок не на шутку! Что ж он так лупит-то, старый глухарь! — покачал головой ворон. — А раз так, времени
— Так вы поможете… мне? Точнее, Арише?
— О, это будет зависеть не от меня, а от милости сами понимаете кого. Да и то только если…
— Если… что?
— Вам предстоит преодолеть последнее испытание. Поверьте, всё, что было до него, покажется вам невинной прогулкой по закоулкам вашей тёмной памяти…
Еремей Силуанович не ответил — раздался новый удар, и камни осыпались в пропасть.
— Ну, что же вы такой нерешительный, господин? — Гвилум достал часы на золотой цепочке. — Только учтите, милейший, при следующем…
— Ради Ариши я согласен на всё! На всё!
— Это мы сейчас и проверим! Давайте же руку!
— Что? — раздался грохот, и Еремей Силуанович почувствовал, как дрожание проходит через всё его нутро.
И он протянул окровавленную пятерню, и только Гвилум принял её чёрными перьями, как оба растворились. Через миг на место, где они сидели, рухнул остриём вниз обломок скальной породы, и, треснув, обвалился частями в пропасть.
Камни летели и летели, и, если бы кто остался здесь, не услышал бы их падения. Так глубока была эта мрачная бездна…
* * *
— На счёт три вы вправе сделать выстрел! — сказал Саша Вигель. Итак, господа, раз…
Антон Силуанович посмотрел на противника. Фон дер Вице поднял пистолет в согнутой руке, и на счёт «два» стремительно распрямил её. Блеснул ствол.
— Два!
Молодой барин не успел даже поднять оружие, когда раздалось:
— Три!
Что произошло раньше — мелькнул оранжево-алый огонёк, или раздался выстрел, он не понял. Почувствовал, будто какой-то наглый варнак сильно ударил его в левое плечо. Антон Силуанович упал, и на миг потерял сознание. Когда пришёл в себя, попытался подняться на колени, но нестерпимая боль не сразу позволила совершить это, казалось бы, несложное действие. Но всё же он, жмурясь, опёрся на колено и замер, прижав к левому плечу холодный ствол.
Противника сначала было не увидеть — его обволок дым. Но тот постепенно развеивался, показались полоски штанов, а затем и вся вытянутая фигура в заграничном платье. Фон дер Вице смотрел страстно, всё также держа пистолет, устремлённый дулом вперёд, но лицо пронзили нерешительность и страх, когда тот понял, что соперник не только жив, но ещё и пытается подняться.
— Что ж, совсем даже неплохой выстрел, но всё же далёк от идеала, — сказал Вигель. — То ли лёгкая завеса из пыли, то ли поспешность сыграли с вами злую шутку, господин из Парижа!
Саша замолчал. Дым окончательно развеялся, и стали видны зеркала. Друзья смотрели с них, скрестив руки.
— По правилам дуэли это означает, что господин Солнцев-Засекин не только имеет
Молодой барин, сжав зубы, с трудом распрямился. В глазах тут же потемнело и он, шатаясь, сделал два неверных шага, даже не разбирая, где зеркала, и где противник. Всё смешалось перед ним в пляшущие разноцветные блики.
— Осталось двадцать секунд! — услышал за спиной, и обернулся на голос. Сжавшись, словно мучимый ознобом нищий, он по косой устремился к столику.
— Э, нет! — это предупреждение главного секунданта относилось к фон дер Вице, который, дрожа на полусогнутых коленях, попятился назад. — Немедленно вернитесь, притом на пять шагов вперёд! Да, это наказание вам за нарушение правил! Ещё попытаетесь изобразить испуганного рака, и я без выстрела признаю ваше поражение, сударь! — он вновь перевёл глаза на часы. — Десять секунд!
«Десять, десять, десять секунд!» — стучало в висках, словно на плечо молодому барину опустился лесной дятел и бил острым клювиком.
Антон Силуанович споткнулся и чуть не перелетел столик. Коробка из красного дерева рухнула на пол, и этот звук привёл его в чувство. Упёршись коленом об этот условный барьер, он вскинул руку, зажав губу.
Пять, четыре, три…
Не дрожащего фон дер Вица видел он перед собой. Вновь предстало лицо Алисафьи — девушки, что так внезапно ворвалась в его жизнь, превратив её в тёмную сказку. Тяжёлую, злую, полную боли… Но именно она стала ярким и светлым пятном, полностью лишив силы весь этот мрак. Лицо и рыжие волосы сияли перед ним, словно солнце!
Она сказала ему что-то. Шепнула одними губами…
Два, один!
«Делай, что должен! Поступай, как решил! Как велит тебе твоё большое и чистое сердце!»
— Ноль! — и на этом слове, произнесённом на выдохе Сашей Вигелем, с сухим треском раздался выстрел.
Всё замерло. Истошный серный запах наполнил подземелье. Зеркала потускнели, и стали пустыми. Потом их начало рябить, словно они сбились и не могли настроиться на неведомую волну, передающую отражение из мира теней.
Фон дер Вице всё также стоял на месте. Он даже не заметил, что полосатые штаны его сделались мокрыми. Подняв глаза, замер в изумлении.
Молодой барин стрелял не в него — вверх, как и положено благородным дуэлянтам, и пуля потушила тысячи огней, в один миг смахнув обратно в бесконечность бытия тысячи безмолвных зрителей.
Вновь зеркала показали секундантов. Саша Вигель убрал часы и хлопнул в ладоши:
— Эх, друг Антоний! Не ждали мы, что так ошибёмся в тебе! — друзья закачали головами, словно маятниками, и те слетели с шей и упали им в руки. — Мы верили, что ты станешь вершителем, подлинным орудием в руках Судьбы, и, что ещё важнее для всех нас, ушедших! Самой Справедливости! Но нет! Итак!..