Игра Хаоса. Книга двенадцатая
Шрифт:
Тишина, и только отблески пламени с вершины вулкана разбрасывают оранжевые блики по старой пещере. Гефест неохотно заговорил:
— Все как всегда, дитя. Борьба за власть, заговор, бунт против старших богов и потом расплата за него же. Меня отправили в Тартар, так эта обитель раньше называлась, в место мук и искупления. А теперь, после поглощения Бездной, просто мук и окончательной гибели.
— Ты снова обманываешь нас, — Мистра с печалью качнула головой. — Зачем? Тебя ведь уже все равно почти что нет. Три осколка былой сути не в силах удержать в себе полную матрицу твоей личности, я уже чувствую, как она начинает распадаться. День, два, может месяц, вряд ли год, и ты начнешь снова забывать то, кем был, чего хотел, к чему стремился. За что несешь
Мистра, словно опытный дирижер, вела свою игру, меняя тон, мимику, движения тела. Где-то надавить, где-то ослабить. Главное — не допустить ошибку. Хвала Хаосу, Рэн ни во что не вмешивается, наблюдая со стороны. Главное, не дать Гефесту спрятаться, закрыться, упиваясь своими страданиями, она должна вытащить из глубин памяти бывшего бога прежнюю личность. Заставить его вспомнить былое величие. Провокация, вспыхнувший гнев, что роднит его с отколовшимися частями… тут приходится идти по самой грани, напрягая до предела всю силу фаты, которой явно не хватает: один неверный шаг, да даже не шаг — вдох, — и безумие поглотит остатки бога целиком… Но Гефест, будто чувствуя помощь, и сам, зачерпнув сил с вершины вулкана, борется с накатившим гневом. Хотя опять пытается улизнуть, увернуться от неприятных воспоминаний, отталкивая их… Она, словно скрипач, играет на душевных струнах. И обращение к прошлому должно ей помочь. Ну же, говори, только не замыкайся!
— Я любил ее, — слова с глухим рокотом, словно валуны, скатившиеся со склона горы, прозвучали в тишине. — Я любил ее как никого и никогда в этом мире, она для меня была всем: моим мирозданием, жизнью, луной и звездами, потому что без нее все стало бессмысленно и пусто. Она меня не любила никогда. И все же я втайне надеялся и верил, что придет этот миг, и она меня полюбит и станет моей. И он пришел. По поручению старших богов я должен был сотворить невозможное: выковать неразрушимую клетку, создать оковы для зверя Бездны, а в награду я мог получить практически все что угодно. И я попросил ее: по воле старших богов мы стали супругами, но она меня так и не смогла полюбить, я мог ею лишь обладать… А потом она мне изменила. С жалким ничтожным фавном, мелким лесным полубожком. И я ее убил… Как видишь, дитя, мы слишком мало отличаемся от вас.
Гефест поднял голову и посмотрел на девушку, присевшую перед ним на колени и доверчиво положившую голову на его шершавую ладонь.
— Не было никакого суда, боги могут безнаказанно убивать друг друга. Я сам, добровольно, спустился сюда, став себе судьей и палачом. А потом начал строить ее.
Окно мигнуло, и панорама на стене сменилась, вместо сердца кузен Шалвахора мы увидели странную конструкцию, уходящую в алые небеса. Огромный стальной столб, медленно крутящийся вокруг своей оси. Из него росли сотни металлических игл, торчащих в разных направлениях, к ним были приварены какие-то приборы, сверху нагромождались металлические короба, грубо слепленные один с другим. От них тянулись тонкие мостки-переходы, торчали тарелки антенн, какие-то раструбы, повсюду сновали рабочие, чем-то активно занимаясь. Одни что-то приколачивали и приваривали, другие, наоборот, что-то разбирали.
— Я все эти годы строил это. Машину бога. То, что должно было позволить мне вернуть к жизни ее. Там, в Радуге миров, мне никто бы не позволил подобным заниматься. Смерть бога окончательна. Погибнув, он растворяется в мироздании, в своем аспекте, возвращая полученную при слиянии с ним силу. Но здесь, вдали от глаз старших богов, я надеялся создать то, что позволило бы мне немного, самую малость, но изменить установленный миропорядок.
— Разве это возможно? — удивленно вырвалось из меня, хотя все это время я старательно молчал, чтобы не мешать фате.
— Разумеется, нет, — со вздохом ответил Гефест, осторожно проведя рукой по волосам Мистры. — Теперь, когда разум ко мне вернулся, я это отчетливо
— Тогда исправь, что можешь, — Мистра осторожно погладила кузнеца по колену. — Помоги нам, выполни свое обещание и открой путь к Реке мертвых.
— Хорошо, — расстроенный бог тяжело качнул головой, затем грузно встал. — Давно пора со всем этим покончить. Устал я от всего.
Ударом могучей ладони обломанный стол отброшен в сторону, а под его основанием нашелся тяжелый бронзовый люк с круглым кольцом, вставленным в центр. Гефест ухватился за него двумя ручищами и, громко сопя, потянул к себе. По бронзовому боку пробежала, загораясь и тут же затухая, череда светящихся рун. Гигант продолжал тянуть кольцо к себе, пока не раздался громкий щелчок, а люк натужно откинулся в сторону, открыв небольшую металлическую платформу.
— Идите сюда, — наступив на нее и значительно уменьшившись в росте, хозяин Кузен призывно махнул рукой, подзывая нас к себе.
Мистра, а следом и я осторожно взошли на странное сооружение, встав в центре. Из площадки по кругу выдвинулись поручни, и почти сразу пол под нами рухнул вертикально вниз. Громко скрипя и трясясь, платформа неслась сквозь узкую металлическую трубу, высекая собой сотни искр, то и дело соприкасаясь со стенами. Девушка, испуганно взвизгнув, прижалась ко мне, и я, не опуская щита, свободной рукой обнял ее, крепко прижав к себе. А бог-кузнец, глубоко погрузившись в свои нерадостные мысли, продолжал отстранено стоять, не обращая внимания ни на колючие, жалящие искры, ни на подозрительные звуки, обещавшие, что все развалится к демонам вот прямо сейчас. И лишь скрип тормозов, со скрежетом начавших замедлять наше безумное падение, словно пробудив, заставил создателя этих мест задумчиво оглядеться по сторонам.
Платформа, повизгивая и постанывая, наконец замерла, тяжело колыхнувшись возле узкого туннеля, куда, согнувши плечи, шагнул тяжелой поступью вернувший себе память бог. Громко топая, он нетерпеливо шел вперед. Крохотные лампы-светильники загорались под потолком, подсвечивая дорогу, приведшую к массивной круглой двери из красного металла, покрытой по кругу сложной вязью символов. Диски-циферблаты, какие-то табло, десятки замочных скважин покрывали всю ее поверхность. Дверь одним своим видом внушала почтение, напоминая хранилище банкира-параноика. Гефест, не замедляя шага, ухватил своей лапищей одну из крутилок на сейфе и, поднатужившись, выдрал ее напрочь. За ней открылась круглая пластина с символом ладони в центре, к ней-то и прижал Гефест свою пятерню. И громко крикнул в пустоту:
— Афродита!
— «Имя любимой откроет проход», — прошептала Мистра, наблюдая за происходящим.
Дверь со скрежетом откликнулась на слово, произнесенное создателем. Несокрушимый металл, закаленный в крови своего творца, по-человечески застонав, стал рассеиваться, исчезая. Крохотные нити крови, несущие в себе силу того, кто их сотворил, алыми потоками влились в своего истинного владельца, заставив его ярко засиять. Тот замер, впитывая оставленную самому себе силу, ту, что он мечтал использовать, идя по этой дороге вместе с ней. Не судьба…