Игра Хаоса. Книга двенадцатая
Шрифт:
— Подойди, — властный взмах натруженной руки вырвал меня из того буйства стихий, что устроил в моей душе Гефест легким касанием изначального огня. Все еще стоя на коленях, я с трудом сфокусировал взгляд на окружающем. Похоже, таинство созидания уже завершилось, хотя бурлящие отголоски силы все еще наполняли небольшую кузню, пьяня и вызывая желание действовать.
Встав не без помощи Мистры, я подошел к наковальне.
— Возьмись за рукоять, — приказал бог-кузнец, любуясь на уже частично и свое творение. И после того, как моя рука легла на еще теплую рукоять, громко произнес: — НИ СИЛОЙ, НИ ОБМАНОМ ЭТОТ КЛИНОК У ТЕБЯ ЗАБРАТЬ НЕЛЬЗЯ! ТАКОВА МОЯ ВОЛЯ! ТАКОВО МОЕ СЛОВО! И ничто не изменит его. Лишь по доброй воле,
Гефест неожиданно сгреб нас двоих, крепко обняв.
— Как все начнется, не теряйте времени и бегите со всех ног. Зеркало, — он показал на медный диск, висящий на стене, — покажет вам, что происходит. Та дверь, — он махнул на проступивший в противоположной стене проход, — ведет наружу. Удачи вам!
После чего бог-кузнец, широко расправив плечи, решительно зашагал назад.
Мы, ошарашенные, молча проводили его взглядом, запоздало, зато искренне крикнув в спину:
— Спасибо за все!
«Рэн, — голос Тайвари, неожиданно четко раздавшийся в голове, заставил вздрогнуть. — Ты чего стоишь? Сейчас каждая секунда на вес золота. Собирай все, что видишь вокруг. Все ингредиенты, компоненты, инструмент и материалы — все, что использовал раньше бог, это, скорее всего, уникально или как минимум безумно редко. Он наверняка применял самое сильное из существовавшего, что только смог заполучить».
«Тай, как-то неудобно», — неуверенно буркнул я, оглядываясь по сторонам на многочисленные стеллажи вдоль стен со всевозможными банками и коробками.
«Ему это все уже точно не понадобится, — отрезала помощница. — Ты же слышал его слова про разрушение Кузен и нежелание дарить собранное Бездне. Сам понимаешь — он уже никогда не вернется. Не брать ему более молот в руки. А нам понадобятся любые ресурсы для выживания и победы. Да и его творения так будут жить дальше в память о нем».
Ненадолго замолкнув, Тай продолжила уже совсем другим, немного скованным голосом:
«Кстати, не забудь заглянуть в ту нишу, он ее забыл закрыть, да и инструменты с наковальней постарайся прихватить тоже. Должны же мы вынести хоть что-то из Бездны кроме горечи и страха», — последнее она пробурчала явно для себя, я еле ее расслышал.
Гефест
Из него получился хреновый бог, даже само это слово по отношению к нему звучало как насмешка. Он не был готов к силе, неожиданно свалившейся на него. Все они оказались тогда не готовы.
Мир в начале времен был прекрасен и юн. Вселенная, словно новорожденный ребенок, еще только росла и формировалась, и те, кто обрел власть над ней, были ей подстать. Мирозданье не терпит пустоты, аспекты призвали свои первые воплощения, не дожидаясь, когда те будут полностью готовы. В итоге слишком много в народившихся богах осталось от смертных, все эти страсти, желания, сила, что бурлила, будоража разум и кровь, заставляя делать глупости. Поклонение смертных, безграничное могущество, когда буквально все подвластно твоей воле, одни возможности, не несущие за собой видимых правил и обязанностей…
Кто-то развлекался во всю со смертными, соблазняя женщин и дев то в образе лебедя, то быка, кто-то — войнами и творением новых видов. Они карали, миловали, выдумывали экзотические наказания для смертных, вызвавших их гнев, и затем,
Потрескавшиеся от жара ступени ведут его наверх, давая подумать и вспомнить. Память крохотным ручейком уже начинает ускользать, время уходит. Но его хватит для недолгой прогулки. Образы друзей составили ему компанию на истертых ступенях, лики тех, по-настоящему Великих, кто похитил первозданный огонь, подарив его силу смертным. Тех, кто не боялся идти против воли старших богов, оспаривая их желание творить над подвластными людьми все, что ни пожелают. Зародивших тот незримый бунт, лишь истоки которого он застал, в последствии сокрушивший и обрушивший Олимп. Он помнил те битвы, что сотрясали небо, и то оружие, что он создал и втайне передал бунтарям, желающим иного. Оружие, способное убивать богов.
И одно из них оказалось в его руках, когда он увидел ее в чужих объятиях, воплотившуюся в образе смертной. Боль запоздало и остро кольнула грудь, но не замедлила его шаг. Пора все закончить, он и так слишком многое натворил. Нелепый конструкт, рвущийся в алые небеса, был достойным памятником его гордыне. И на это убожество он потратил тысячелетия! Гефест разочарованно качнул головой: воистину только больной разум мог предположить, что подобное в принципе может работать. Он даже видел, как безумие постепенно овладевало им, как изначальная симметрия башни Машины богов искривлялась, утрачивая всякий смысл. Хорошо, что он так и не смог ее завершить! Даже страшно представить, как бы такое могло извратить его воскрешенную возлюбленную. Что вообще появилось бы в итоге, порожденное безумием Бездны и безответной страсти…
Пришел. Ноги вынесли его на самую вершину вулкана, в недрах которого и скрывался тот, что некогда был им. Шаг вперед, и тело падает вниз, шелестит воздух, на миг опьяняя и кружа. Касание пальцев, щелчок застежки на груди, и за спиной раскрываются бронзовые крылья, позволившие тихо спланировать вниз, коснувшись затылка задремавшего гиганта. Рука проваливается, уходя вглубь. Он осторожно разгребает слипшиеся сальные волосы, касается пульсирующей жилки, растворяясь, сливаясь, становясь единым с телом, что некогда принадлежало ему.
Скинув дрему, безумный бог внезапно раскрыл глаза. Он любил спать, лишь во сне находя покой и отдых от бесконечно терзавших его ярости и боли. Он был зол. Гнев всегда переполнял его, и лишь работа приносила успокоение, утомляя тело настолько, что, выложившись, он мог хоть ненадолго забыться. Внезапное пробуждение вызвало у него особо яркий приступ гнева. Который он и выплеснул, схватив тяжелый молот и отчаянно ударив по заготовке, лежащей на наковальне.
Удары следовали один за одним, их сила лишь росла с каждым мигом. Те стопоры, что раньше ограничивали его, сдерживая ярость и гнев, внезапно пропали, позволив кипящей в нем ненависти расти и множиться. Он бил, и сотрясались горы, он бил — и трещины бежали по земле, его удары раскалывали материю и плоть, звуковые волны, разлетаясь, дробили реальность, разнося на куски обитателей Кузен. А его ярость и гнев лишь множились, боль, копившаяся в нем веками, наконец, нашла выход. Подземные уровни начали обрушиваться вниз, лопались трубы-переходы, взрывались печи и падали лифты, по наковальне змеились и росли трещины, даже орихалк, из которого она была выкована, оказался не способен выдержать давление божественного гнева.