Игра Канарейки
Шрифт:
Канарейка обняла его в ответ.
– Бессмертный мудозвон, не хотел бы, чтобы я за тобой попёрлась, не строил бы из себя грёбаного рыцаря.
Она почувствовала знакомый и родной запах перца и сладкого табака.
– Ты знаешь, сегодня первый день лета, – прошептала Канарейка.
– Я чувствую, – ответил Ольгерд, проводя рукой по её волосам.
Геральт чувствовал себя лишним во время этого счастливого воссоединения. Он молча закрепил мечи на перевязь и с кошачьей беззвучностью исчез в чёрном зеве пещеры. Здесь больше
Но что-то подсказывало ему, что он ещё обязательно встретится с эльфкой-убийцей и атаманом вольной реданской компании.
Комментарий к L. Буря
Foile – глупая, тупая.
Athair – отец.
Luned – доченька.
Hen – старик.
____________________________________________
Не спешите разбегаться, после титров будет эпилог.
========== Эпилог ==========
Что-то кончается, что-то начинается.
Старая эльфская пословица
Воздух стоял на месте, тучи над головой тужились, будто из последних сил удерживая в себе дождевую воду. Было дьявольски душно.
Вечерело, начинало темнеть.
Всадник глянул на небо, негромко выругался и пришпорил коня.
Он уже порядочно опаздывал.
Чем ближе было к Новиграду, тем страннее и извилистее петлял тракт среди хуторов, застав, болот и лесов. Наездник сверился с указателем и свернул с дороги, решив срезать только начинавшими всходить полями.
Кто знал, что они могли натворить, пока его ждали. Он не хотел лишний раз искушать судьбу.
На месте он был через час. Возле коновязи стояли три знакомых ему лошади: гнедой жеребец, мерин в яблоках и сивая кобыла. Видимо, больше никто не хотел провести этот летний вечер в, несомненно, одной из достойнейших развалюх Редании среди ароматов конского дерьма и перегноя, потягивая протекающую кружку кислого пива. Ведь корчма «Семь котов» была именно таким местом.
Тем лучше.
В корчму он вошёл быстро, почти влетел, скрываясь от обрушившегося на землю ливня, пряча под полой кунтуша тубус с бумагами. Сегодня их встреча должна была состояться именно здесь, хотя обычно он бы и не ступил на порог этой дрянной забегаловки, имевшей славу среди низших слоёв криминалитета всего Севера. К каким сам Ольгерд фон Эверек себя, естественно, не причислял.
Хозяйка корчмы окинула его безразличным взглядом, тут же снова принялась за резку овощей.
Здесь было душно, накурено, бледные огоньки свечей, воткнутых в бутылки на столах, пускали на стены дрожащие тени.
Занят был только один стол, в самом углу, у стены, дальней от входа. Две женщины и мужчина. В капюшонах, скрывающих лица, склонились к столу, ведя негромкую беседу и потягивая здешнее пойло.
Он не мог себе представить, как они могли пить это и всё ещё не рухнули на глинобитный пол, хватаясь
Со стуком опустилась на стол бутылка «Эрвелюса».
– О, а вот и атаман, – просияла Эльза, опуская капюшон. – Когда к нам пришло это странное письмо, мы уже и не знали, что и думать, решили законспирироваться.
Бертольд стянул с себя явно досаждавший ему всё это время плащ, подорвался встать с лавки, но Ольгерд остановил его жестом и опустился на лавку сам. Канарейка сдержанно кивнула ему. И тут же почувствовала колючий и пристальный взгляд Эльзы.
Повисла тишина. Одна из тех, которые длятся всего несколько мгновений в знак растерянности только встретившихся, но кажется, что она тянется минут десять, не меньше. Что-то было у всех собравшихся здесь за душой, какой-то ком сидел в горле, не давая начать говорить и наконец распутать узлы, которыми их связала судьба.
Эльфка достала из-за пояса метательный ножик и принялась открывать им бутылку вина. Только чтобы занять чем-то руки и не оправдываться даже взглядом. За своё поведение, деланое равнодушие, злость.
Она наконец разрушила тишину.
– Ты нашёл то, что искал?
– Нашёл, – свежая брови к переносице, ответил Ольгерд. Его холодные зелёные глаза, оставшиеся такими же даже после того, как его сердце перестало быть каменным, смотрели на Канарейку пристально.
– И что теперь?
Самый главный вопрос.
Все за столом молча следили за тем, как эльфка открывает бутылку. Наконец, когда пробка провалилась внутрь, она отставила вино и, пытаясь не уцепиться ни за что, стала блуждать взглядом по залу корчмы.
Она прекрасно осознавала, что ведёт себя по-идиотски, но ничего не могла с собой поделать.
С той ночи в Святилище прошло полторы седьмицы. Или даже больше?
Как только солнце окончательно взошло и Ольгерд с Канарейкой поняли, что ведьмака и след простыл, они засобирались домой. Дом, естественно, подразумевался один – тот, что стоял на полузаросшем рукаве тракта, укрытый лесом и окружённый причудливым старинным садом. Тот, в котором ждали своего атамана «кабаны».
Они рухнули на постель и проспали больше суток. Просто проспали, абсолютно целомудренно, без всяческих дополнительных процедур. Это сраное целомудрие продлилось затем ещё дня два, выводя Канарейку из себя со страшной силой. Она бесилась, изводила себя, но снаружи никак этого не показывала. Требовать что-либо от атамана сразу же после того, что случилось, было бы нечестно и по отношению к ней, и по отношению к нему.
Атаман же в свою очередь иногда долго и пристально смотрел на неё, когда думал, что она этого не видит. В общем кабаньем веселье он участия не принимал, оставаясь предельно трезвым и всё время о чём-то напряжённо размышляя. Был похож на выдохшуюся тень самого себя, поблёкшую и полустёртую за отсутствием сковывавшей его ненависти.